Калиф-аист. Розовый сад. Рассказы

Ирен спешила покончить с приготовлениями, не находя себе места от нервной взвинченности и нетерпения. С некоторых пор у нее появилось ощущение, что победа ее не столь надежна, как ей казалось, и она пришла в ужас при мысли о возможном поражении… Уж хоть бы скорей состоялась свадьба!.. А свадьба приближалась день ото дня с неотвратимостью смерти. Во всяком случае, так казалось Франци: даже смерть своей заведомой неизбежностью и все же непостижимостью бессильна превзойти эту катастрофу. Но приход смерти хотя бы не торопят учтивыми вопросами, и от человека не требуется делать вид, будто он ждет не дождется своего конца. Понапрасну старался Франци избегать людей, понапрасну его мрачный вид и угрюмая неразговорчивость стали в городе притчей во языцех; не проходило дня, чтобы на службе, за обедом или в доме у тетушки Илки кто-нибудь не задал ему безжалостный вопрос:

— Когда же свершится великое событие? — И какая-либо из присутствующих дам непременно добавляла со вздохом: — Воображаю, как вы заждались!

А Франци иногда ловил себя на том, что он и в самом деле ждет не дождется назначенного срока. Должно быть, с таким же чувством осужденный на смерть дожидается дня казни, чтобы поскорей избавиться от нравственной пытки.

Переживания Франци отнюдь не напоминали нетерпеливость влюбленного, каковую предполагал в нем дядя Лайош. Наитягчайшие страдания причиняла ему та процедура, которой, согласно светским условностям, следовало радоваться. Закладка семейного очага превращалась для него в сущую муку. Незамутненной радостью она оборачивалась лишь для тетушки Илки, которая заново переживала свою молодость и наслаждалась приготовлениями так, словно сама была невестой. Девушкам юным и легкомысленным их будущий дом представляется игрушечной комнатой, а каждый предмет обстановки или утвари — очередной забавой. Ирен совсем не походила на таких невест, она уже загодя выказала себя расчетливой и мелочной хозяйкой. У Франци было такое чувство, будто обставляют для него тюрьму, а о подробностях он и слышать не желал. Лучше уж в карты играть с пожилыми дамами. Ирен эта его склонность была не по душе, ей приходилось заботиться о деньгах, а Франци по-прежнему без конца проигрывал. Иногда она пыталась помочь ему, издали делала знаки, чтобы предостеречь от слишком явного промаха. Но госпожа Баринович тотчас же выказывала недовольство:

— Жених и невеста действуют заодно.

Однажды на этой почве разыгралась баталия, когда госпожа Баринович накинулась на Франци и Ирен: «Немудрено выигрывать, ежели в четыре глаза смотришь!» Тетушка Илка горячо вступилась за молодых, и над уныло склоненной головой Франци разразилась борьба, как некогда над трупом Гектора. Сам Франци подобно Гектору не принимал в ней ни малейшего участия, однако мог лишь позавидовать мертвенной безучастности последнего. Несчастному жениху казалось невыносимым постоянно быть на виду, находиться под непрестанным надзором. Для городских кумушек поведение обрученной пары было чем-то вроде театрального зрелища. Каждое их слово, взгляд, жест подвергались критике, за ними подсматривали, следили, как они общаются друг с другом — уж не целуются ли? А результаты наблюдений день ото дня давали новую пищу пересудам. Угрюмый вид Франци и его полнейшее безразличие к будущему семейному очагу бросались в глаза.

— Он даже и не взглянул на квартиру, — перешептывались в городе.

Наконец Ирен и тетушке Илке чуть ли не силком удалось затащить его туда. Их каждодневные усилия не пропали даром: вся обстановка была расставлена по местам, теперь оставалось лишь произвести генеральную уборку, чтобы семейное гнездышко было готово принять своих обитателей.

Вход в квартиру был со двора — с деревянного крыльца, выкрашенного коричневой краской и претенциозно именуемого верандой. Во дворе рос чахлый, старый тамариск да несколько кустиков мальвы у жалобно хлюпающего колодца. Вымощенная кирпичом дорожка от долгого пользования была вся вытоптана, и в выбоинах лужицами стояла вода. В глубине двора виднелось отхожее место, стыдливо замаскированное редкими побегами дикого винограда. Двор был темным — его накрывала тень от нового здания почты, расположенного по соседству. Франци с грустью вспомнил залитый солнцем розовый сад, доносящийся из беседок веселый девичий смех. Однако, по местным понятиям, новая квартира находилась в лучшем месте города, а «уютный, тенистый» двор составлял особое преимущество.

— Я всегда мечтала жить в центре города, — вздыхала Ирен.

Обстановка комнат была навеяна вкусами нового времени — в духе сецессиона. Франци не отважился признаться, до какой степени холодным кажется ему этот стиль, после семейного уюта его комнаты, среди старинных буфетов и комодов тетушки Илки. С тоской смотрел он на бесстыдно содвинутые кровати с цветной литографией мадонны над ними, на узкий письменный стол, задвинутый в темный угол столовой.

— Вы ведь все равно работаете только на службе, Францика.