Разбирая тусклые карандашные каракули, я вдруг спиной почувствовал чей-то взгляд и, обернувшись, увидел, что из-за афишной тумбы, пристально следя за тем, что я делаю, выглядывает "фельдмаршал". Что-то неприятное показалось мне в этом, может потому, что человеку всегда неприятно, когда за ним подглядывают. Я машинально скомкал бумажку и бросил. И тут фигура, прятавшаяся за афишной тумбой, с неожиданной прытью метнулась ко мне, я даже инстинктивно отшатнулся. С каким-то хриплым рыком "фельдмаршал" проворно подхватил с земли скомканную бумажку и отпрыгнул в сторону. В глазах его плескалась такая злоба, что я, честно говоря, растерялся. А он, вдруг выдернув из кармана какую-то деревяшку, наставил на меня: "Пух! Пух!". Довольная ухмылка пробежала по его заросшей физиономии, сунул деревяшку в карман и зашагал прочь... Так я в последний раз видел "фельдмаршала". В последний, потому что он вдруг исчез. В какой именно день это случилось, естественно никто не заметил. Может, неделя прошла, а может, месяц. Просто однажды один, потом другой и наконец все обратили внимание, что примелькавшаяся было фигура перестала мелькать. Раздумывать над этим фактом .не было никакой причины-как пришел, так и ушел.
Пролить же свет на это исчезновение мог бы тот же дядя Гица, но он попросту не усмотрел никакой связи между исчезновением "фельдмаршала" и тем, что снова произошло во время его ночного дежурства. Собственно, связывать было нечего, так как особенного, с точки зрения дяди Гицы, ничего не произошло. Просто снова под утро, по привычке и обязанности обходя коммунхозовскнй хоздвор, он услышал шаги за забором и, отодвинув висевшую на одном гвозде доску, разглядел в предрассветной полутьме фигуру, в которой без всякого труда узнал "фельдмаршала". "Тьфу ты, носит его по ночам!"-выругался про себя дядя Гица. "Фельдмаршал" остановился в двух шагах от забора и громко сказал кому-то:
- Хальтштадт! Хальтштадт!
Слов этих дядя Гица не понял, но что "фельдмаршал" ищет какой-то проход, было ясно, и еще более было ясно, что какой же еще проход искать, если не на территорию, им охраняемую. Поэтому дядя Гица, не долго думая, щелкнул затвором берданки и гаркнул:
- А ну, проходи! Стрелять буду! "Фельдмаршал" подпрыгнул и метнулся прочь. Сторож успокоено пристроил берданку на плечо и двинулся дальше. Он не видел, как за его спиной серая тень осторожно перелезла через забор, и только услышал, как что-то громко чавкнуло в выгребной яме. Обернувшись, он вгляделся в предрассветную темь, но ничего не увидел, хотел было повернуть, но, поколебавшись, решил: земля, наверно, осыпалась,-и зашагал дальше...
Месяца два спустя, уже к осени, я случайно проходил мимо полуразрушенной водонапорной башни и увидел кучку мальчишек, что-то оживленно обсуждавших. Поскольку я, хоть и давно, тоже был мальчишкой, мне стало совершенно ясно, что затевается некая грандиозная операция, цель которой была совершенно очевидной, так как торчала рядом. Я подошел к мальчишкам, они настороженно замолкли.
- А если кирпич на голову свалится? - напрямик спросил я.
Мальчишки, с ходу уразумев, что секретнейшие их планы разгаданы, загалдели в один голос:
-Не свалится! Мы только посмотреть! Да мы и заходить не хотели!
И тут я вспомнил: это же "фельдмаршальский дворец". То ли потому, что даже в седеющем мужчине сидит мальчишка, то ли еще почему, но во мне вдруг вспыхнуло понятное и одновременно малообъяснимое любопытство: интересно, как здесь жил "фельдмаршал"?
- В компанию берете?
Мальчишки, уже было примирившиеся с тем, что операцию придется отложить, пока этот настырный взрослый не уберется подальше, завопили радостно:
- Берем!
Осторожно переступая через осыпавшиеся кирпичи, мы пролезли в пролом. На полу среди щебня валялись какие-то тряпки, заплесневелые корки, битое стекло. Мои коллеги озирались по сторонам с горящими глазами: вот-вот должны были появиться привидения, которые, по свидетельству Вальтера Скотта, обязательно водятся в заброшенных замках. А я вдруг увидел в углу поставленную на два кирпича ржавую жестяную духовку. Мелькнула нелепая мысль: а, вот и сейф! Духовка действительно оказалась сейфом; открыв скрипнувшую дверцу, я выгреб кучу мятых бумаг и обрывков газет, исписанных поперек текста карандашными каракулями, - и с первого взгляда стало ясно, как это ни нелепо: анонимки, взбудоражившие город, писал он - псих с "фельдмаршальским" чином... Под бумажками в самый угол "сейфа" забилась пухлая засаленная записная книжка.
Просмотрев бумаги, - мальчишки, строя понимающие рожи, передавали их 'из рук в руки, - мы тем же путем выбрались обратно. Записную книжку я сунул в карман.