Калифорния на Амуре [litres]

Ганцзалин отвечал, что убить – это как раз понятно. Убить – и в воду концы. Надворный советник, однако, с ним не согласился. Убив его, концы в воду старосте спрятать будет весьма затруднительно. Во-первых, есть соучастник преступления – меняла Юй Лучань. Он человек трусливый, слабый и, если на него надавить, быстро во всем сознается. И уж тогда старосте не поздоровится. По закону Желтуги преступника должны будут казнить тем же способом, которым он убил жертву. А это значит, его живьем отдадут на съедение диким зверям.

– Староста может убить и Юй Лучаня, – заметил помощник. – Чтобы тот не проболтался.

Загорский отвечал, что кроме менялы есть и другие свидетели. Когда он с наганом в руке вошел к лавку Юй Лучаня, его видели несколько русских приискателей. Если дойдет до следствия, они, разумеется, расскажут обо всем Прокунину. Русский же староста – человек решительный, он доберется до Ван Юня и заставит его говорить. Все это не мог не понимать Ван Юнь, и все же пошел на преступление. Вопрос: почему?

– Об этом надо бы спросить самого старосту, – заметил Ганцзалин.

– Дельный совет, – иронически проговорил Загорский. – Особенно, если учесть, что я, как сказали бы британские спортсмены, несколько не в форме, проще говоря, лежу пластом.

– Ну, так подождем пару дней, когда вы придете в себя, – беспечно отвечал помощник.

Надворный советник нахмурился – нет, так долго ждать они не могут. За это время и Ван Юнь, и меняла убегут из Желтуги. Впрочем, скорее всего, они и так уже сбежали. Но дело даже не в этом. Его не оставляет мысль, что все последние события стали возможны только потому, что китайский староста доподлинно знал: Амурской Калифорнии очень скоро придет конец.

– Фассе не зря предлагал мне сделаться командующим желтугинской армией, а Прокунин – писать увещевательное письмо цицикарскому амбаню, – продолжал Загорский. – Они понимают, что китайцы не будут терпеть здешнюю вольницу, тем более, что она замешана на золоте, которое по праву должно принадлежать Срединной империи, а не какой-то там Амурской республике. Очень скоро на горизонте появится китайская армия, которая разнесет тут все вдребезги и перебьет всех, не глядя на подданство. В этот раз желтугинцы настроены дать китайцам отпор – и это крайне опасно. Я даже думать боюсь, сколько тут поляжет народу, когда начнется заваруха. Вопрос только в том, когда именно она начнется. Фассе полагает, что речь идет о месяцах, Прокунин – о неделях. В случае естественного хода событий, вероятно, так бы оно и случилось…

Тут Загорский умолк и молчал примерно с минуту. Потом посмотрел на помощника. Взгляд его был задумчив.

– Когда я писал письмо амбаню, я использовал все свое красноречие, весь дипломатический навык, – сказал он. – Я намекнул, что руководство Желтуги в лице Фассе и Прокунина намерено в ближайшее же время покинуть прииск, а следом за ним потянутся и простые старатели. Думаю, для китайцев это прозвучало бы правдоподобно, они бы поверили и подождали еще, тем более, воевать они не любят. Но это сработало бы только в том случае, если бы Ван Юнь отправил мое письмо амбаню. А он ведь мог его и не отправить. Более того, от имени руководства Желтуги он мог написать свое собственное письмо, которое не только не остановит китайцев, а, напротив, спровоцирует скорое нападение. Тут начнется такая бойня, что Троянская война покажется легкой прогулкой. Вероятно, именно поэтому китайский староста решил просто скормить меня тиграм. Получилось бы – хорошо, нет – ничего страшного: все равно Желтуге остались считанные дни.

– Что же делать? – спросил Ганцзалин с тревогой, видно было, что слова господина он принял всерьез.

– Отправляйся в китайское поселение, найди там старосту Ван Юня и допроси. Если его уже нет, допроси менялу. Если и он сбежал, иди к Прокунину, расскажи ему то, что слышал от меня: пусть немедля готовит вывоз людей из Желтуги.

– А что насчет фальшивых денег – искать или нет?

Загорский посмотрел на помощника с удивлением: какие там деньги – если они не успеют, погибнут сотни, тысячи людей. Ганцзалин кивнул и, поднявшись, двинулся к выходу из фанзы. Шел он тихо, чтобы не разбудить хунхузов, однако все было напрасно – с ближней к ним лежанки поднялся Цзи Фэйци, смотрел вроде приветливо, но с какой-то тайной угрозой.

– Куда идешь, друг? – спросил он, ласково улыбаясь.

Ганцзалин отвечал, что идет он проветриться.

– Проветрись прямо тут, вон в углу горшок стоит, – отвечал Цзи Фэйци. – На улице по такому ветру все хозяйство отморозишь, девушки любить не будут.

Ганцзалин подумал несколько секунд и сказал, что идет он по срочному делу, касающемуся тех самых фальшивомонетчиков, которых они собрались наказать вместе с хаоханями.

– Один ты не справишься, надо всем идти, – проговорил хунхуз. – Когда данцзяфу скажет, тогда и пойдем.