– Тут власть одна – китайская императрица Цыси и ее амбани, – отвечал Нестор Васильевич. – Это во-первых. Во-вторых, если мы правы, где гарантия, что Прокунин не в сговоре с Фассе, что они на пару не организовали тут торговлю фальшивыми деньгами? Нет такой гарантии. Так что разговаривать с Фассе будем с глазу на глаз, только мы и он. Если, конечно, он еще не бежал из Желтуги, чему бы я совершенно не удивился. Во всяком случае, я бы на его месте именно так и поступил.
К их удивлению, Фассе оказался дома – они заметили его решительный силуэт в окне, когда подходили к президентскому зимовью. Очевидно, Карл Иванович действительно был всего только почетным президентом, потому что, по разумению надворного советника, в столь ответственный момент все представители власти должны были бы дневать и ночевать в управлении приисками.
Даже не постучавшись в дверь, которая оказалась незапертой, Загорский и Ганцзалин вошли в дом и, минуя сени, прошли сразу в горницу. Судя по царившему там беспорядку, экс-президент Амурской Калифорнии собирал вещи и готовился к бегству.
– А, господин ротмистр, – в голосе Фассе не было никакого удивления. – Стало быть, вернулись живым и здоровым?
Загорский поднял брови: что имеет в виду Карл Иванович? Откуда он, по его мнению, вернулся, и почему, собственно, он не должен был вернуться живым и здоровым?
– Ну, уж откуда вы вернулись, это вам вернее знать, – отвечал Фассе. – Ходили, впрочем, слухи, что вы зачем-то отправились в китайское поселение и там запропали вместе со своим помощником. Вас, господа, не было неделю, и мы, признаюсь, списали вас со счетов, решив, что либо вас съели дикие звери, либо вы попали в лапы хунхузов или другого лихого люда, которого много здесь в окрестностях.
Загорский и Ганцзалин молча переглянулись, потом надворный советник снова обратил взор на президента.
– Выходит, вы знали, что мы исчезли и не сделали никаких даже попыток нас разыскать? – спросил он ледяным тоном. – Это выглядит несколько странно.
Фассе неожиданно поморщился.
– Милостивый государь, – проговорил он слегка брезгливо, – я не знаю, кто вы такой на самом деле, однако мне кажется, что вы слишком уж высокого мнения о своей персоне. Не думайте, что ради вас вся Желтуга бросила бы свои дела и отправилась на розыски. Во-первых, у нас тут в разгар золотодобычи собирается по меньшей мере несколько тысяч человек, и мы не будем нянчиться с каждым. Во-вторых, у нас в эти дни и без того хватало хлопот. Вы что-нибудь знаете про ультиматум, который нам предъявили китайцы?
– Что за ультиматум? – спросил Загорский, не подавая вида, что требования китайские ему уже известны.
Фассе, колеблясь, посмотрел на раскиданные вещи, потом махнул рукой: некоторое время у него есть, и он готов его потратить, чтобы объяснить господину Загорскому текущие обстоятельства. Как знать, может быть, позже это им пригодится.
Вот что рассказал надворному советнику и его верному Ганцзалину президент Амурской республики Карл Иванович Фассе. После того, как летом Желтуга была разогнана китайскими войсками, амбани ближайших к ней провинций некоторое время полагали, что вопрос решен. Однако уже в ноябре стало совершенно ясно, что Желтуга не только не прекратила свое существование, а напротив, намерена расширяться и вооружаться.
– Кто-то донес китайцам о наших планах вооружить армию приискателей, готовую, в случае чего, оказать сопротивление, – вид у Фассе был невеселый. – Есть такой хэйлунцзянский военный инспектор Вэнь Сюй, по-китайски его должность называется цзяньцзюнь. Я даже как-то имел с ним беседу еще в прежние времена. Человек он хитрый и проницательный, однако тогда, кажется, мне удалось его успокоить. Так вот, теперь этот самый Вэнь Сюй доложил в Пекин, что Желтуга возрождается.
После этого, уже ближе к декабрю, китайские власти стали формировать и отправлять в направлении Желтуги воинские части, основной задачей которых было окончательное изгнание вольных старателей с территории Маньчжурии. Кроме того, они получили приказ сжечь все желтугинские поселения, будь то русские или китайские.
– До последнего мы надеялись, что день расплаты удастся оттянуть или даже вовсе отложить на неопределенное время, – продолжал Фассе. – Как вам, наверное, рассказал Прокунин, мы состояли в переписке с цицикарским амбанем, передавая ему письма через китайского старосту Желтуги Ван Юня. Однако последнее наше письмо почему-то вызвало приступ гнева у амбаня, после чего нам было предписано немедленно покинуть Желтугу. Это был ультиматум, не предполагающий дальнейших переговоров. Мы с Прокуниным были огорошены: в письме не должно быть ничего, что вызвало бы такой гнев китайцев.
– Я знаю это, – вид у Загорского был озадаченный. – Знаю лучше кого бы то ни было, поскольку сам составлял это письмо.