Калифорнийская славянка

— Хорошо, Вук, — похвалила своего подопечного Манефа. — Я скажу вождю и мы скоро придём туда… Видишь, я готовлю ей завтрак. Но натаскать глины — это ещё не всё, Вук. Скажи мужчинам, чтобы положили глину в какую-нибудь яму возле бани и облили её водой. А ещё скажи, чтобы принесли с берега речного песка и камней.

— Хорошо, Шака! Мы всё сделаем. Я уже побежал.

А Манефа пошла к хижине Алёны, держа в руках плетёную плошку, в которой была желудёвая каша, сдобренная сушёными ягодами и какими-то кореньями и зелеными листочками.

Глянув на эту еду и чёрную лепешку из толчёной ржаницы, Алёна с грустью вздохнула.

— И всё это надо опять есть руками? — спросила она Манефу.

— Нет, Алёна… Я вырезала тебе из дерева вот эту лопатку, — показала своё изделие Манефа. — Как раз для каши. И я такой же пользуюсь…

…После завтрака Алёна с Манефой направились к берегу реки, где стояла хижина-баня макома, и где сейчас толпилось множество индейцев, которые пришли поглядеть на то, как будет делать новую баню их новый вождь Шаста. А, главное, увидеть — что из всего этого получится.

…У шалаша-бани Алёна и Манефа сразу увидели кучи глины, песка и камней. А толпившиеся около них люди ждали сло́ва вождя.

Работы нашлось всем. Алёна повелела положить в глину, кроме песка, немного золы, да добавить туда ещё воды. Когда это было сделано, Манефа показала, как надо месить глину ногами. С весёлыми криками и смехом ребятишки приступили к делу.

Женщин и взрослых мужчин Алёна научила, крепить стены шалаша новыми кольями, плотно прижимая их друг к другу, а самый верх бани покрыть слоем древесной коры.

Сами же Алёна с Манефой зашли внутрь пока ещё неустроенной, как задумано, бани и принялись за кладку печи на месте старого очага.

Сперва крупным каменьем они обложили старый очаг, где индейцы нагревали свои булыжники-кругляши, опуская их затем в плетёные корзины с водой.

Обмазывая глиной, которую им подносили ребятишки, каждый камень, Алёна с Манефой выложили стены печи, разделив их на две неровные части: в одной будут гореть дрова, а в другой нагреваться тот же самый круглый булыжник, когда весь жар с дымом станет проходить через эти камни в широкую, но невысокую, вылепленную из глины же с мелкими каменьями трубу и с круглым отверстием сбоку у самого её основания.

Из толстого слоя глины с золой верх печки сбили сводчатый и вставили туда железный котел, принесенный Алёной и доставшийся ей в наследство от старого вождя, неведомо как к нему попавший: то ли подарил кто-то их соседнего племени по дружбе, то ли обменённый в миссии на звериные меха. Впрочем, такие котлы и даже медные были в больших семьях макома, равно как топоры и ножи.

Когда печь была готова, её следовало просушить и Алёна сама зажгла в ней небольшой огонь от добытых ребятишками головешек из тлеющих перед хижинами костров.

Покрытый снаружи древесной корой банный шалаш мужчины густо обмазали глиной, чтобы пар в нём держался дольше и тем завершили переустройство парилки.

Стеречь огонь в новой печке Алёна поручила Вуку и ещё двум мальчишкам, наказав поддерживать зажжённый ею внутри небольшой костерок для медленной просушки только что сбитой печки и ждать её.

— А мы с тобой, — обратилась она к Манефе, — пойдём на реку, смоем глину и ополоснёмся.

Они прошли по берегу на песчаную отмель и зашли неглубоко в воду.

— Макома совсем не такие люди, как у нас на Аляске колоши. Тамошние индейцы какие-то недобрые, злые. А эти макома как дети малые, — сказала Алёна.

— Там, на Аляске, жизнь суровее. И мы там для колошей люди пришлые. Кому понравится, когда в его дом чужой явится, — размышляла Манефа.

— Пришлые-то пришлые, но с добром ведь. На Кадьяке мы школу для индейских ребятишек открыли вон когда… Ещё при Шелихове, а потом и на Ситхе… Так что не с огнём и мечом мы туда на Аляску пришли: с книгами и словом Божиим. Мы рабов из тамошних индейцев не делали. Они на нас не работали, а торговлю с нами вели.

— Всё так, Алёна, — согласилась Манефа, — да видно, мешали мы там другим иноземцам, до нас на эту землю американскую пришедшим. Вот и подговаривали они колошей против нас воевать… Сколько по матёрому берегу, сказывали, наших крепостей сожгли.

— А иных крепостей, кроме наших, там никогда и не бывало. Мне тятя сказывал, что те все беды наши от англичан. Вот на Ситху опять напали, когда меня пираты схватили и на корабль свой английский же уволокли… Я так и не знаю, что стало с крепостью нашей Новоархангельской. Послушай, Манефа, — немного помолчав, сказала Алёна. — У аляскинских индейцев в обычае по две-три жены бывает. Так у них заведено. А у наших макома как?

— У макома в обычае одна жена, и они живут семьями.

— А если жена любовника заведёт?

— Это у них не воспрещается. Лишь бы только они встречались, не выходя из деревни, не тайно. Да и женятся они просто. Если молодому индейцу девушка пришлась по нраву, то он приходит в хижину и живёт с ней, а разонравится, то так же и бросает. Но вот на сёстрах у них жениться воспрещается. Даже на двоюродных или троюродных.

— А в других племенах у них родичи есть?