– Но послушайте, – продолжает Голдман, почувствовавший, видимо, настроение собеседника, – дело обстоит далеко не так плохо, как можно бы заключить из моих слов. В главном следователи ФСП не уступили ни на йоту и заключили отчет рекомендацией о повторном проведении конкурса. Теперь подождем и посмотрим, какое же решение примет на этот счет судья Тобайасон.
– А когда рассматривается наш иск?
– Примерно через три недели, если можно верить опубликованному графику.
– Я тоже приеду, обязательно.
– Вот и отлично, там и увидимся.
Трудно после этого удивляться, что Дэн Хьюстон, зашедший в конце рабочего дня к Макферсону с предложением посетить все тот же ресторан «Эль-Торито», застает его в крайне скверном настроении. Преисполненный одновременно и нелегких предчувствий, и злости, и надежды, Деннис не желает никуда идти и ничего пить.
– Знаешь, Дэн, когда-нибудь в другой раз. Но Хьюстон продолжает настаивать.
– Слушай, Мак, мне обязательно нужно с тобой побеседовать.
Остается только вздохнуть – совершенно ясно, что у Дэна тяжело на душе, ему необходимо выговориться.
– Ладно. Но не больше одного кувшина.
Они едут в ресторан, занимают обычный свой столик, заказывают обычный свой кувшин Маргариты, начинают пить. Дэн опустошает стакан в два глотка и сразу же берется наливать второй.
– Вся эта чертова антиракетная оборона, – с горечью говорит он. – Мы из кожи вон лезем, чего только не придумываем, чтобы системы заработали, но только-только что-то начнет получаться, как вдруг оказывается, что они великолепно применимы против вражеской обороны, то есть по сути своей являются еще одной разновидностью наступательного оружия. А тем временем не уделяется никакого внимания ни крылатым ракетам, ни ракетам, запускаемым с подводных лодок, что же касается настоящего, стопроцентно надежного зонтика, так там и конь не валялся!
Макферсон подавленно кивает, он относится к стратегической обороне в точности так же, и многие уже годы. Тут, кстати, и лежит одна из главных причин всех его неприятностей – черт же дернул ляпнуть о своих настроениях не кому-нибудь другому, а Лемону. И недоверие Макферсона ко всей этой концепции основывается на тех же самых резонах, о которых говорил сейчас Дэн, – каждый, буквально каждый ее аспект превратился в процессе последовательного развития в бессмыслицу.
– Все это настолько очевидно, – говорит он, – что должно бы, казалось, прийти на ум уже авторам первоначального варианта системы.
Дэн энергично кивает и приканчивает свою Маргариту.
– Вот-вот, вот и я то же самое! Эти проклятые ублюдки… – Он возмущенно трясет головой, головой, без всякого сомнения, пьяной. – Они просто ухватились за удобно подвернувшийся случай, да что там ухватились – вцепились обеими руками, намертво. Они раздули это до небес, они разрабатывали программы, втюхивали их военно-воздушным силам, вешали лапшу, как все будет хорошо и просто. Почему? Да потому, что это обеспечивало им деньги и карьеру, а все неприятности оставлялись на потом, на то время, когда они уйдут на пенсию. Большие люди, создатели системы. А потом всю эту дребедень позакидывали в космос и начали ставить на боевое дежурство – вот тут-то перед следующим поколением инженеров и встала задача, как заставить систему работать. Перед следующим поколением, то есть перед нами с тобой. Это мы с тобой должны расплачиваться за их карьеры.
– Как бы там ни было, – возражает Макферсон, – система уже есть, и никуда от нее не денешься. – Ему немного неловко выслушивать филиппики Дэна, в оборонной промышленности есть нечто вроде своих, корпоративных правил приличия, такие вещи просто-напросто не принято говорить. – А раз так, нужно делать все, на что мы способны, делать как можно лучше.
Ну вот, пожалуйста, заговорил прямо как Люси. А пьяный, отчаявшийся Дэн и знать не хочет ни о каких правилах приличия.
– Делать все, на что мы способны! А на что мы сейчас способны, что мы можем? Если мы даже заставим систему работать, русским всего-то и нужно будет, что вывести на орбиту ведро гвоздей, шарах – и десять наших зеркал на крылись. Вот и говори после этого об эффективности капиталовложений! Зеркало стоит миллиард, а его уделает десятицентовый гвоздь! Ха-ха! Чтобы защитить зеркала, мы заявляем, что подвергнем ядерному удару любого, кто на них покусится, то есть прямо возвращаемся к концепции взаимного гарантированного уничтожения – чтобы защитить ту самую систему, которая должна была избавить нас от этой концепции.