Калифорнийская трилогия

Он пытается представить себе всю массу человеческого страдания, вместившуюся в эти сто тридцать семь поколений, все бессчетные разочарования, болезни, смерти. Сто тридцать семь обратившихся в прах поколений. И наоборот, все их радости: сколько же в этом крохотном городе-государстве было праздников, вечеринок, свадеб, сколько здесь любили? Сколько раз кто-нибудь сидел на этом самом холме, в такую же лунную ночь, и смотрел на бегущие по небу облака, и думал о мире? От одной такой мысли мурашки бегут по коже. Этот холм – прибежище легиона призраков.

Он пытается представить, как кто-либо сидит на вершине Седельной горы и смотрит на пустынную равнину ОкО. Невозможно. Невообразимо.

Почему судьба этих двух засушливых побережий оказалась столь различной? Они словно и не принадлежат к одной и той же истории – столь велика разделяющая их пропасть. Никакое усилие ума не способно найти между ними связь. Может быть, они – нечто вроде разных планет? Странно, странно и непонятно. По-видимому, там, дома, в Калифорнии, что-то пошло не в ту сторону.

Джим так и сидит на холме всю ночь; в какой-то момент он засыпает, просыпается от тарахтения приближающихся к берегу лодок, засыпает снова. Ему снятся козы и лежащий в руинах город, и отец, и лакричные леденцы, и яркий фонарь, и застланная облаками луна.

Закат был оранжевым, а рассвет оказался розовым; Джим открывает глаза и видит над собой тонкое, прозрачное сплетение облаков. Розовое на синем. Анджела уже проснулась, она купается в бухточке, плывет медленно, неторопливо. А затем встает и выходит на берег – гибкая, сверкающая капельками влаги. Юность мира.

Чуть позже по дороге медленно едет грузовичок. Несколько громких бибиканий, и склоны соседних холмов оживают, на сигнал сломя голову несутся овцы и козы, они громко блеют и звенят колокольчиками. Кормежка, вот оно что. Вдали поднимается дымок, жгут, наверное, мусор.

Все это очень мило, но Анджеле через пару дней на работу, так что пора и домой. Хочешь не хочешь, а приходится собирать вещички. Джим идет прощаться с развалинами. Он поднимается на вершину холма и осматривается. Есть в этом месте что-то такое… «Они – часть этой земли, эта земля не покинута. Рассказ не окончен, он будет продолжаться – пока продолжается все остальное».

Хэмфри настойчиво гудит. Пора уезжать. Ах, Калифорния…

Глава 46

Американские поселенцы первой волны приезжали из Нью-Мексико на фургонах, или вокруг мыса Горн на кораблях, или попросту верхом, из Сан-Франциско, попытав сперва свое счастье в поисках золота. Их было совсем немного. Первый новый город, Анахейм, был заложен небольшой группой немцев, решивших выращивать виноград и делать вино. Немцы прибыли из Сан-Франциско в 1859 году, и было их всего двести человек. Место для города было выбрано прямо посреди равнины, где прежде пасся скот, поэтому они соорудили изгородь из ивовых кольев, которые затем пустили корни и превратились в живую стену из деревьев, прямоугольник с четырьмя воротами, одни на каждой стороне. Чтобы подвести воду из реки Санта-Ана, они прорыли канаву длиной в пять миль. И начали выращивать виноград.

После разбивки огромных ранчо на участки стали появляться и другие города. Когда ранчо были поделены и распроданы, новые владельцы сразу же начали продавать землю и устраивать города прямо на пустом месте.

В те времена сам воздух был пропитан новыми идеями справедливой организации общества, кое-кто из землевладельцев увлекался этими идеями, в результате чего некоторые города возникли как попытки воплощения утопических проектов: немецкий Анахейм был кооперативен, квакеры организовали Эль-Модену на принципах своего общества, Гарден-Гроув была вначале общиной трезвенников, а Вестминстер – религиозной коммуной. Позднее в Анахейме осела группа поляков, возглавлявшаяся Моджесками; они начали было свою отдельную маленькую утопию, но только та очень быстро развалилась. Эль-Торо основали англичане, они превратили его в один из форпостов Британской империи, отмечали день рождения королевы Виктории и создали первую в Америке команду по поло – такие вот британские представления об утопии.

Когда был построен участок Южно-Тихоокеанской железной дороги от Лос-Анджелеса до Анахейма, начался бум, продлившийся все семидесятые годы. Была основана Санта-Ана, участки под застройку продавались по двадцать–сорок долларов, а то и отдавались даром. Через два года там уже стояло пятьдесят домов. К востоку от Санта-Аны Коламбус Тастин основал Тастин; между двумя новорожденными поселениями разгорелось ожесточенное соперничество за железнодорожную ветку из Анахейма. Ветку – а через какое-то время и положение столицы округа – получила Санта-Ана, а Тастин так и остался на долгие годы деревней.

Эндрю Гласселл и Альфред Чапмэн, основатели Оринд-жа, были адвокатами, принимали активнейшее участие в тяжбах по переделу старых ранчо и весьма на том обогатились, как деньгами, так и землей. Вначале Ориндж состоял из общинного участка в сорок акров, окруженного шестьюдесятью частными, по десять акров каждый.