Калифорнийская трилогия

…Да, Надежда еще здесь, но скоро уедет: ее корабль уже стоит в Ньюпортской гавани, которую покинет через две-три недели. Это будет печальный день. Нам с ней есть о чем вспомнить. Она часто звонит и предлагает покататься по городу; если я соглашаюсь, меня таскают за собой по всему округу Ориндж – Этакий Бен Франклин в юбке[75]. А что здесь? А почему именно так, а не иначе? А правда, что дикая горчица растет у вас испокон веку? Может, нам стоит применить другой способ? Как по-моему, не слишком ли торопится мэр? А правда то, что рассказывают о Кевине с Рамоной? Надежда забрасывает вопросами всех подряд, потом садится на велосипед и уезжает, бормоча себе под нос что-то насчет скудоумия и невежества. Настоящие зомби, возмущается она, овцы, а не люди! Если же ей удается найти тех, кто знает, чем занимается, и не прочь поговорить о своей работе, она готова толковать с ними хоть целый день, а когда уезжает, вся так и светится от радости. Какой ум, какая сила, какое мужество, восклицает она, сверкая глазами.

Поэтому местные жители одновременно любят Надежду Катаеву и слегка побаиваются. С ее многочисленными талантами и опытом она представляется порой некоей высшей формой жизни, следующим шагом в развитии человечества. Стара, но молода. Должно быть, лекарства от старости – и впрямь замечательная штука. Начать, что ли, принимать?

Разумеется, присутствие Надежды не могло не отразиться на Томе Барнарде, который до ее приезда вел в холмах жизнь отшельника. Теперь он регулярно появляется в городе. Его здесь знают многие, особенно старшее поколение; усилиями Надежды Том снова занялся городскими делами – естественно, на пару с ней. Кроме того, мы привлекли старика к борьбе за Рэттлснейк-Хилл.

Приготовления к схватке, что называется, в разгаре. Кевин и Дорис пытаются осуществить на практике советы Салли. Возможно, они даже пробурят артезианскую скважину. Салли, конечно же, пошутила, однако ты знаешь, как она шутит – с каменной индейской физиономией, поэтому люди обычно принимают ее слова всерьез. Впрочем, я не собираюсь от чего-либо отговаривать Кевина и не подумаю объяснить, что скважина, если дело дойдет до застройки холма, никого не остановит.

Дорис как-то вернулась домой в жутком состоянии – рычала на всех подряд, хлопала дверями. А я как раз – заглянул к ним, чтобы перекинуться парой слов с Кевином, и уже собирался уйти, не застав никого из взрослых. В итоге получилось (чего не хотелось ни мне, ни, уверен, Дорис), что поплакаться в жилетку она могла только противному толстяку Оскару.

Я поинтересовался, что стряслось. Оказалось, приятель Дорис из финансового отдела «Авендинга» – той компании, где она работает, сказал ей, что ее фирма сотрудничает с «Хиртеком», компанией Альфредо, и строить в Эль-Модене новый промышленный центр они собираются вместе. А мы гадали, кого Альфредо возьмет в партнеры. Как выяснилось, ларчик открывался просто.

Ничего, сказал я, зато вам будет рукой подать до работы. Дорис посмотрела на меня, что твоя Медуза Горгона. Весьма впечатляет. Потом заявила, что увольняется. Не желает больше там работать.

Почему-то мне захотелось обратить все в шутку. Любопытно было бы узнать, подумал я, насколько серьезно она настроена. Я высказался в том смысле, что сначала надо, мол, выяснить планы врага.

Дорис озадаченно уставилась на меня.

Я утвердительно кивнул.

Она сказала, что в одиночку не справится, что ей потребуется помощь.

Я пообещал помочь, чем немало удивил ее и самого себя.

Она позвонила своему приятелю и проговорила с ним около получаса. А потом в сопровождении твоего покорного слуги Дорис Яростная отправилась в Санта-Ану, в «Авендинг».

Мы свернули с трассы, миновали будку с охранником – Дорис представила меня как друга – и оказались на территории небольшого научно-промышленного комплекса.

Очутившись в лаборатории, я принялся озираться по сторонам. В тот вечер сюрпризов этот был наиболее ошеломляющим. Представь себе лабораторию, наполовину заставленную скульптурами – большими, маленькими, абстрактными, вполне узнаваемыми и прочими, прочими… Скульптуры из металла, из керамики, из какого-то неведомого материала.

– Что сие такое? – спросил я.

– Мы разрабатываем новые материалы, – ответила она. – Сверхпроводниковые и другие. А то, что вы видите перед собой, – отходы экспериментов.

– Вы хотите сказать, они с самого начала имели такую форму.

Дорис хмыкнула, но промолчала.

– Или форму им придали вы? – не отступался я.

– Да, – призналась она и прибавила, что собиралась отвезти все домой.

В тот момент меня можно было сбить с ног птичьим перышком – на худой конец подушкой. Кто знает, что еще таится в этих калифорнийских омутах? Один неосторожный шаг – и ты уже по горло в воде…

Дорис села к компьютеру, и вскоре принтер начал выдавать нам одну страницу текста за другой. Остальное, сказала Дорис, в кабинете Джона. Придется рискнуть: она-то часто работает по ночам, а вот в его кабинете ей, собственно, делать нечего. Мне было велено стоять на стреме и опасаться охранников и роботов-уборщиков.