Калигула

— Хорошо, тогда поговорим тихо. Ясно, что наш Сапожок поистратился. На безумные кутежи ушло все, что оставил Тиберий, и теперь Калигула надеется, что граждане Рима оплатят его дальнейшие распутства. Любопытно, какие налоги придумают сенаторы. К тому же он хочет получать наследство. Нам знакомо это со времен Тиберия с тогдашними процессами по делу об оскорблении величия. Кто себя послушно убьет сам и оставит половину имущества императору, спасет семью от разорения, а приговоренный к смерти потеряет все. По этому рецепту хочет стряпать и Гай. Если он останется на троне еще на несколько лет, весь сенат найдет последнее пристанище на Гемониевых ступенях, в то время как это чудовище будет растрачивать наше состояние.

Сенека кивнул.

— Ты сказал то, что думают многие, но каждый втайне надеется, что его это не коснется.

— Надежда может оказаться обманчивой. Нашими с тобой именами, думаю, начинается его список.

Сенека пожал плечами:

— Что касается меня, могу согласиться. Но я не настолько богат. Возможно, это спасет мне жизнь.

— Как надолго? — усмехнулся Валерий.

— На время, которое позволит нам его пережить.

— Твои слова да услышит Юпитер.

— Калигула назвал себя Юпитером Латиарием. Надеюсь, твое достойное желание не дойдет до его божественного слуха.

Сабина разбудили первые лучи солнца, ласкающие его лицо. Дни в конце сентября были такими теплыми, что он забыл закрыть ставни. Трибун встал и подошел к окну. На пастбище мирно паслись мул и лошадь, дальше, у подножия холма, начинались виноградники, и он видел, как сборщики с корзинами разошлись по всему склону и приступили к работе. Сабин наслаждался этой картиной, пока не появилась служанка, чтобы увести мула. Она увидела стоящего у окна мужчину и весело ему подмигнула. Сабин оделся и вышел во двор. Он спросил повстречавшегося раба, где можно помыться. Тот на едва понятном молодому римлянину греческом объяснил, что здесь моются раз в неделю, и этот день не сегодня.

— Но у вас же должен быть колодец?

Раб показал рукой в сторону. Да, на заднем дворе оказался колодец и рядом — каменное корыто. Там уже виденная им девушка как раз поила своего мула. Она с ужасом наблюдала, как незнакомец забрался в чан и принялся мыться. Не часто увидишь человека, который добровольно ранним утром плещется в холодной воде. Служанка предположила, что тот, вероятно, дал какой-нибудь обет и теперь пытается умилостивить Артемиду.

Сабину же было неважно, что о нем подумают. Освежившись, он отправился в город. На пути из дома ему встретился хозяин, и Сабин напомнил ему о цветах и еде.

— К полудню все должно быть готово!

— Если ты заплатишь, — пробурчал тот, — получишь все, что захочешь.

Жизнь у храма уже бурлила. Сабина тут же обступили хорошо знакомые запахи ладана, пота и паленого мяса. На этот раз искать долго не пришлось. Елена ждала его на условленном месте в сопровождении служанки Клонии, которая недоверчиво оглядела молодого трибуна.

Они купили ладан; его можно было выбрать из восьми сортов. У входа в храм стояли жертвенные чаши, в которые Елена разложила крупицы, и теперь от них поднимался ароматный голубой дымок. Она пробормотала ритуальные слова, подняла руки, какое-то время молча молилась и обратилась к Сабину.

— Я прошу Артемиду о ребенке и поэтому могу приходить в храм каждые четыре дня.

Они вышли. Сабин шел сзади и смотрел на тонкую хрупкую фигурку Елены. Как в этом теле мог разместиться ребенок? Во всяком случае, он радовался, что проклятому Петрону до сих пор не удалось зародить в ней новую жизнь.

— Куда пойдем на этот раз? — поинтересовалась Елена.

— Домой!

— Домой? Как это?

— Я снял недалеко от храма комнату. Из окна видно пастбище, виноградники…

— Я не пойду! Я не могу позволить чужому мужчине отвести себя в его дом.

— Но, Елена, я тебе не чужой. Или ты хочешь меня обидеть?

Янтарные глаза пристально посмотрели на него, и Сабин почувствовал легкую дрожь. Ему пришлось напрячь всю свою волю, чтобы тут же не обнять и не поцеловать Елену.

— Нет, обидеть тебя я не хочу, Сабин, нет. Я… я рада, что ты здесь.

Эти слова привели Сабина в восторг:

— Ведь я в Эфесе только из-за тебя.

Ее лицо тут же гневно вспыхнуло:

— Но ты римский солдат! Ты знаешь, что недавно ваш император велел ограбить наши храмы? И, как говорят, не только наши, но и в Азии тоже. А еще рассказывают, что он покушался даже на Юпитера Олимпийского, да только статуя оказалась слишком велика, и ее не смогли сдвинуть с места. Что ты, римлянин, скажешь об этом преступлении?

Сабин поднял руки.

— Разделяю твое возмущение и согласен, что это преступление. Но мне, римскому трибуну, не пристало обсуждать приказы. За это несет ответственность сам император.

— Я слышала, что в Риме статуям отбивают головы, чтобы заменить их на императорские.

— Я тоже об этом слышал, но думаю, что это только слухи. Калигула просто высоко ценит греческое искусство, как большинство римлян. Давай побеседуем о чем-нибудь другом. Как поживает Петрон? Отец пока не выгнал его?

— Об этом я бы как раз не хотела говорить. Далеко до твоего дома?

— Еще несколько шагов, и мы на месте.