Калигула

– Впрочем, для меня все это не имеет никакого значения, – самодовольно хмыкнул Флакк. – Император пообещал мне префектуру Египта, и вскоре я уеду далеко от зловонной крови Германика, чтобы занять одну из самых престижных должностей в империи. Счастливо оставаться, Гай Калигула. Желаю тебе поскорее привыкнуть к жизни в роскошной безвестности. Госпожа Друзилла, мое почтение, – добавил он, как будто спохватившись в последний момент.

Злорадно ухмыльнувшись напоследок, Флакк развернулся и пошел из сада обратно во дворец. Преторианцы отправились за ним. На всякий случай я досчитала до пятидесяти и только потом рискнула выйти из укрытия. Я пошла менее тернистым путем, чем во время моего вынужденного бегства, и когда добралась до обзорной площадки, то застала там только брата, задумчиво смотрящего на море. Друзилла, потрясенная услышанным, убежала, пока я плутала по зарослям.

– Дай-ка мне свиток, – велел, не оборачиваясь, Калигула.

Я шагнула к нему и отдала опасный памфлет. Он развернул пергамент, положил его на широкую балюстраду, а потом вынул из-за пояса красивый, усыпанный драгоценными камнями серебряный ножик, который подарил ему когда-то Лепид, и стал скрести лезвием по листу, медленно и тщательно удаляя чернила с поверхности. Я сначала удивилась, почему бы просто не выбросить футляр со свитком в море, но потом поняла: Калигула всегда действовал наверняка. Если слова останутся на листе, их могут найти, зато чистый пергамент ничего не выдаст. Через сто ударов сердца изменническая сатира исчезла с листа, а вместе с ней растаяла и нависшая над нами опасность.

Но только одна.

Другая опасность осталась, и у меня защипало в уголках глаз от набежавших слез. Мой брат тем временем закончил свою работу и отбросил чистый пергамент на клумбу роз. Спрятав ножик, он подставил лицо лучам утреннего солнца.

– Что мы будем делать? – выговорила я задрожавшими губами.

– С чем?

– Гай, ты же слышал, нас всех сосватают по разным семействам. Тебе подберут какую-нибудь старую чопорную корову из знатного рода, а меня с Друзиллой отдадут престарелым сенаторам, которые будут использовать нас как шлюх и бить, как Агенобарб бьет Агриппину.

– Дорогая сестра, не надо считать императора полным идиотом. Вы обе для него – ценный товар. Ваши браки обойдутся казне недешево. Их цель – привлечь на сторону Тиберия нужных ему людей. Супругов для вас он будет искать очень тщательно, не сомневайся. И моя участь, как мне кажется, будет столь же беспечальной. Что меня беспокоит, так это неопределенная роль Гемелла. Император не готовит его свадьбу, и этот малолетний недоумок может подумать, будто Тиберий ставит меня выше его. В таком случае он ни перед чем не остановится, чтобы меня погубить.

Однако в тот день мой эгоизм был на подъеме, и больше всего я переживала за себя…

– Но если меня выдадут за какого-то старика, мне придется уехать к нему! А я не могу расстаться с тобой и Друзиллой, я просто не вынесу этого. Мы уже стольких потеряли…

Мой брат тогда повернулся ко мне и заключил в объятия – теплые и заботливые.

– Никуда тебе не придется уезжать. И нам тоже. Мы слишком важны для императора, и он захочет оставить нас здесь. Замуж тебя, может, и выдадут, но не отошлют отсюда. – Он оторвал от меня взгляд, чтобы отыскать в садах нашу сестру, севшую отдохнуть у фонтана далеко внизу; ее тело сотрясали рыдания. – Кому я сочувствую, так это Друзилле, – произнес Калигула.