Калигула

— В Рим сейчас — это не выход, — сказал он через силу, зная, что цезаря не обрадует. И делая вид, что не понял фразы племянника, относящейся вовсе не к данному отрезку времени. — В Рим нужно идти с победой. Нужно иметь в запасе то, что закроет рты сенаторам. Нужен триумф, нужно обожание народное, выраженное явно. Победителем нужно в Рим.

Калигула сорвался со своего сидения, стал мерять шагами небольшое пространство комнаты. Клавдия он оттеснил к стене.

— Значит, зиму в лагерях, потом новый поход. Не в том дело, что в лагерях: не привыкать. Тут свои радости: меньше льстивых негодяев с наточенными мечами. Больше покоя, и охота, и учения, и еда на костре…

Тут принцепс осекся. И растерянно взглянул на своего родственника.

— Дядя, ты невыносим. Почему я все еще голоден? Мне жарили кабана на костре, и повар приготовил его печень… я люблю… и сижу здесь с тобой и твоим синим спутником. Зачем ты привел мне его, этого бритта? Дикарей нам хватает. На что мне бритт, дядя?

— Он же не просто бритт. Он сын предводителя триновантов. А тринованты — давние союзники римлян на острове…

— Погоди, ты хочешь сказать… я знаю!.. Я понял: и бритт, и разговоры о друидах, и эта их омела… И о морской славе Цезаря, и его записки! Всю неделю ты морочишь мне голову разговорами, к которым я менее всего расположен сейчас, после всего случившего!

Клавдий утвердительно закачал головой. Калигула в ответ, уже без слов, — отрицая, из стороны в сторону.

— Бритт не один здесь, будь он один, это было бы бегством, а он собрал целое посольство. По всему видно, что правление отца вызывает недовольство. Лишь друиды поддержат старика, и то не потому, что довольны им. Просто Админий их устроит еще меньше: молод, горяч. Хочет перемен, ищет покровительства Рима. Это удобный случай…

Калигула еще раз покачал головой, не соглашаясь.

— Подумай, — сказал Клавдий. — Сам Юлий Цезарь ушел, не оставив ни легиона на острове, знал, что не удержит. Трижды Август собирал силы для борьбы с бриттами, не сумел, помешали. Галлы, да иберы в Испании, сил не хватало со всеми сразу. У тебя — есть легионы… какая честь, справиться с тем, с чем не справились отцы и деды. Сочти за долг, за исполнение их воли…

Племянник не отвечал. Клавдий стал перечислять, быстро, с напором.

— Соляные шахты. Железные рудники, на юге их много. Серебряные… Есть и золото. Олово и свинец… Рабы: выносливые, сильные. Кожи, кость огромных морских животных, которых бритты добывают. Янтарь… Собаки, породистые, сильные, ими славится остров, хороши для охоты…

Калигула стоял напротив дяди, напряженно заглядывая ему в лицо. Быстрые, короткие, повторяющиеся взгляды: это говорило о многом. Сигнал к установлению внутренней связи. Кто-кто, а Клавдий это знал. И голова племянника склонилась набок, свидетельствуя о заинтересованности предметом разговора.

— Ты спрашивал меня, откуда бритт со знанием языка, цезарь. Отвечу тебе: Рим велик. Он притягивает. Со времен первого Юлия торговля наша с бриттами расширилась. Они узнали Рим, а с Римом и мир. Есть среди бриттов те, кто хотел бы жить в мире, не запертом водной гладью. Админий среди них. Он нашел учителя.

Калигула поглаживал подбородок: раздумывал. Жест говорил и о желании принять решение.

— Тринованты, верно, предпочтительнее, — говорил Клавдий, внимательно присматриваясь к племяннику. — Давний союзник. Но ведь и племя атребатов[349] представлено в посольстве Админия. А предводитель регниев[350], Верика, знаком тебе самому. Через него нашел меня Админий. Верика здесь, жаждет встречи с тобой. Он пострадал от притеснений катувеллаунов. Просил твоего заступничества еще год назад.

— Прекрати, дядя, — попросил племянник.

Он подошел к стене, прислонился к ней спиною, руки выбивали дробь по дереву. Признак нетерпения.

— У меня голова болит, живот подвело, а ты дикарей каждого по имени перечисляешь. Ни к чему это. Покажут себя друзьями, увижу, что преданы мне, так сам и помогу, и награжу. Ты знаешь, я к друзьям ласков…

Клавдий знал: Калигула не лжет. Что бы ни говорили о нем, он умеет быть благодарным. Не менее чем мстительным. Для многих своих друзей он создал эфемерные государства на Востоке. Ирод Агриппа, внук Ирода Великого, получил титул царя, свою Иудею и Самарию, еще две старые иудейские тетрархии из кармана тетрарха Филиппа. Это в придачу к деньгам. И к той золотой цепи, что Калигула подарил иудейскому князьку взамен железной тюремной, которою Агриппа был когда-то прикован. Три сына Котиса[351] получили Фракию, Малую Армению и Понт. Антиох Коммагенский[352] — трон на своей родине. И милый пустяк в качестве дополнения: миллион полагающихся Антиоху сестерциев тоже выплатил ему Калигула.

Клавдий молчал, не мешая племяннику думать. Он мог бы добавить. Например, сказать, что тайны жрецов-друидов не дают ему спать по ночам. Он хотел бы владеть ими! Он хотел бы сказать, что нетерпение исследователя гонит его в закрытые прежде для мира земли…