Калигула расхаживал по перистилю среди статуй диктаторов и величайших сынов Рима. Его взволновали собственные замыслы. Он был опьянен призраком славы. Но превыше всего, превыше всех великих дел была для него старая мечта: триумф. Покорить эту таинственную, недоступную задунайскую землю и сделать ее римской провинцией!
Величайший триумф всех времен!
Некоторое время император забавлялся, представляя себе, что это будет за зрелище. Он сам, триумфатор, за ним – тысячи пленников, сотни повозок, груженных военной добычей, звери, украшающие триумфальное шествие. Он на золотой колеснице, запряженной двенадцатью укрощенными пантерами, в одежде фараона.
Калигула вспомнил Египет, где был мальчиком вместе с отцом. Египет он всегда любил больше, чем Италию. Яркую и страстную Александрию – больше, чем Рим; Изиду почитал превыше Юноны, Минервы и Венеры. С каким ликованием приветствовала тогда Александрия Германика! Рим холоден, в нем нет фантазии, вдохновения. Я перенесу свою резиденцию из Рима в Александрию. Я сделаю Александрию столицей мира. И там отпраздную триумф! Великий жрец храма Сераписа возложит на мою голову синюю корону и золотую повязку со змеиной головой и сверкающими бриллиантами.
Тем временем сумрак окутал перистиль. Тень от статуи Цезаря упала перед Калигулой в тот момент, когда Кассий Херея сообщил, что приглашенные сенаторы ожидают своего императора. Он перешагнул тень, как некогда Цезарь Рубикон, и усмехнулся: сегодня и я позабавлюсь игрой в кости. Калигула оставил гостей дожидаться его в триклинии и зашел к своей супруге Лоллии Павлине, которая сменила изгнанную Ливию Орестиллу. Попросил ее разделить ужин с ним и избранными сенаторами.
Она отнекивалась. Ей будет скучно. Единственная женщина среди древних стариков. Игра в кости? Но ведь Гаю известно, что это ее никогда не интересовало. Однако, заметив, что император нахмурился, вздохнула и позвала рабынь, велела одеть себя.
Сенаторы ждали. На одутловатых лицах было написано спокойствие, но руки в складках тоги, где были спрятаны набитые золотом мешочки, двигались беспокойно. Медленно, совсем медленно, но неудержимо закрадывался в сердца страх. Немного иной, чем при Тиберии. Менее определенный, напоминающий ощущение человека, который в темноте гладит мягкую шерсть и не знает, кошка это или тигр.
В начале правления Калигулы им не на что было жаловаться. Жизнь была похожа на опал в золотой оправе, переливающийся и играющий всеми красками.
Но недавно над Римом нависло черное облако. Разнесся слух, что император снова открыл доносчикам дорогу на Палатин. И в первую очередь Гатерию Агриппе, который сидит тут и разглядывает всех из-под прикрытых век.
Дурной знак. И одновременно со слухом о доносчиках заговорили о страшном деле: овдовевший и бездетный сенатор Рувидий, который недавно унаследовал от дяди и брата огромное состояние, под давлением суда написал завещание, которым все свое имущество отказывал императору. Через неделю после этого Рувидий получил в подарок корзину великолепных персиков. Зачем Рувидий ел их? Доверился или знал, что должен их съесть? Позавчера его похоронили.
Люди видели, как знахарка Локуста выходила из дворца императора. Эта женщина, говорят, знает толк в ядах…
О Рувидий не говорили ни в базилике, ни на форуме и даже дома. Никто не решался судить поступки императора. Но у сенаторов и всадников перехватило дыхание: казалось, что в предгрозовой тишине послышались кошачьи шаги все ближе и ближе подбирающегося грабителя и убийцы. Тиберию нужны были головы врагов, Калигуле – деньги. Это в сто, в тысячу раз опаснее для них.
Номенклатор объявил о выходе императора. Сенаторы легко вскочили, подняли руки в приветствии:
– Ave Gaesar imperator! Ave domina nostra Lollia Paulina![56]
Они рассыпались в любезностях перед Лоллией. Венера умрет от зависти, если увидит сегодня супругу императора.
Гай был в превосходном настроении. Набив рот паштетом, смеясь, рассказывал он, как, гуляя по перистилю, перешагнул тень Цезаря и как он сегодня превзойдет Цезаря в игре. Все рукоплескали этой великолепной шутке.
После ужина началась игра. Все уселись вокруг большого круглого стола, крышка которого по краям была приподнята, чтобы кости не падали на пол.
Рабы принесли каждому по три фишки и серебряный сосуд, из которого кости бросали на стол.
Каждый из тех, кто сидел за столом, исключая скучающую Лоллию и императора, обладал несметным богатством, размеры которого трудно определить. Калигула гадал. Самым богатым он считал Гатерия Агритппу.
Потом Даркона. У того, правда, недвижимость небольшая, всего несколько вилл и латифундии в Кампании, зато есть такой товар, который ценится превыше всего: тысячи рабов. Он их покупает, продает, и баснословные доходы рекой льются в его карман. Потом Пизон. сборщик податей в нескольких провинциях, у него огромный годовой доход, да еще ему принадлежит почти половина Лукании и четверть Сицилии. Бибиен, миллионер, наживается на общественных постройках и огромных императорских заказах.