Калигула или После нас хоть потоп

Еще с вечера сухой, налетевший из Африки ветер взбудоражил море. Вслед за ним примчалась весенняя гроза. Вилла "Юпитер" сотрясалась от порывов ветра. В садах шумел ливень. Дождь освежил листву и мрамор, но не императора. Всю ночь бились волны о скалы.

Тиберий прислушивался к рокоту моря, которое отделяло его от Рима. В этом рокоте была угроза, звон оружия и вопли раненых слышались в нем императору, казалось, что сошлись две страшные силы, две стихии: император и Рим.

Тиберий барабанил пальцами по ручке кресла, глаза его лихорадочно уставились в темноту. Он всегда был суеверен и теперь в шуме воды пытался расслышать ответ на вопросы, которые его мучали и на которые даже астролог Фрасилл ответить не мог.

Отдаться ли на волю Таната и спокойно ждать смерти или продолжать грызню с сенатом? Кто займет мое место? Сколько мне осталось жить: неделю, месяц, год? Увижу ли я еще раз Палатин, ступлю ли на Капитолий? Должно ли это случиться? Случится ли это?

Море, которое охраняло цезаря и одновременно делало его изгнанником, ничего ему не сказало. И к утру успокоилось. Император же успокоиться не мог.

Он с трудом дотащился по мокрой террасе к мраморным перилам, чтобы посмотреть на север, туда, где Рим. Который уже год смотрит вот так старый меланхолик!

Он облокачивается о холодный камень, и сморщенные губы бормочут "Вне Рима нет жизни…"

Утро было сырое. Мрамор холодил. Императора тряс озноб.

Приблизился раб и возвестил третий час утра. Скоро придут гости. Он позвал Сенеку. Не ради себя. Чтобы потешить Нерву, тот недавно просил об этом Тиберия.

Тиберий приказал принести шерстяной плащ и палку. Телохранителям велел остаться.

По кипарисовой аллее император направился к вилле, в которой жил Нерва.

Когда он одиннадцать лет назад решил переселиться из Рима на Капри, с ним, кроме астролога Фрасилла и врача Харикла, отправилось несколько друзей:

Курций Аттик, Юлий Марин, Вескуларий Флакк и Кокцей Нерва. С годами они один за другим исчезли из его окружения – кто умер, кто вернулся в Рим.

Остался последний, сенатор Нерва. Великий правовед, умный законодатель.

Они были друзьями смолоду; оба почитатели греческой культуры, оба серьезные, они хорошо понимали друг друга. Оба страстно любили Рим, им одним жили. Нерва, первый из советчиков Тиберия, остался верен ему и в старости. Но и он в последнее время отдалялся от императора. На прошлой неделе Нерва слег и отказался принимать пищу. Отказался разговаривать с Тиберием. Император догадывался о причине. Гнев отразился на его лице: может быть, Сенека и поможет здесь…

Он шел по кипарисовой аллее к вилле. Все расступались перед ним, кидались прочь. Рабы поливали сад. Согнувшись над землей, они уголком глаз наблюдали за императором. И шептались:

– Ты видишь, как он медленно идет? Он идет с трудом. Неделю назад он не был таким сгорбленным. Смотри!

– Не смотри! Это может стоить жизни!

Кнут надсмотрщика рассек воздух.

Император вошел в маленький павильон. Там в террариуме спал огромный чешуйчатый ящер, которого Тиберий получил в подарок от великого царя парфян Артабана. Император полюбил отвратительное животное и возил его повсюду с собой как амулет, на счастье. Тиберий думал о Нерве и механически поглаживал твердую чешую. Император щелкнул пальцами. Зверь поднял голову и уставился на него желтыми глазами. Их холодный блеск успокаивал, в этих глазах была неподвижность пустыни, неподвижность веков.

Император с минуту посмотрел в них и вышел.

Резкий ветер дул ему навстречу. Император стянул на горле плащ. Вошел в виллу. Сел у ложа Нервы и посмотрел на друга.

Худое лицо костлявого старика было цвета охры.

– Что ты ел вчера, милый? – ласково спросил император.

– Сыр, хлеб и вино.

Тиберий хлопнул в ладоши:

– Что ел вчера сенатор Нерва?

Управляющий ответил:

– Он и вчера не притронулся ни к чему, цезарь.

Управляющий исчез. Тиберий долго смотрел на друга, молчал. Потом сказал тихо и мягко:

– Что это значит, дорогой мой?

Нерва повернул голову к стене:

– Жизнь перестала радовать меня, Тиберий.

– Отчего?

Нерва молчал. Император настаивал:

– Скажи же, отчего тебя перестала радовать жизнь, Кокцей?

– Мне тяжело, я не вынесу больше…

– Все вы, стоики, безумны! – вспыхнул император. – Вы бросаетесь тем, что лишь однажды дается человеку, – жизнью! Я знаю. Это я угнетаю тебя! Ты со своей филантропией гнушаешься человека, который и на расстоянии убивает, который погряз в разврате на склоне жизни…

– Это ты называешь жизнью, Тиберий?

Нерва с трудом приподнялся, но тут же слабость опять свалила его на ложе.

– Когда-то ты был велик, я уважал тебя, ты был великодушен, ты был правитель, а теперь? За несколько необдуманных слов ты отомстил смертью Флакку…

– Из необдуманных слов растут интриги, а из интриг – заговоры…