Калинка-малинка для Кощея (СИ)

Из тёмного прохода, по которому шли, появились несколько туманно-серебристых волков. У меня внутри всё сжалось. Такой волчок мне почти плеча достигает, кажется. Подойдёт, клацнет зубами — мало не покажется.

— Старые знакомые, — пробормотал Темнозар. — Ну что ж… Приступим.

После этого мне показалось, что он пробормотал нечто похожее на: «Жаль, так и не добрался до анализа их плоти». Чьей именно, я так и не поняла, потому что в следующий миг волки кинулись на нас. Кинулись весьма неизящно, отчего, взвизгнув, я шарахнулась в сторону Дивислава и охнула от жара, прошедшего по ладоням.

Красно-чёрный огонь ослепил, полыхнул, наполняя весь проход. Волки яростно завыли и тут же превратились в пепел. Лель вскрикнул и рухнул на пол, Горыныч пошатнулся.

— Ослабь огонь! — заорал Темнозар. — Ты сейчас всех спалишь!

Чёрная стена окружила Горыныча и обоих Кощеев, скрывая от моего пламени. Дивислав рванулся ко мне, ухватил за запястье и тут выпустил. Послышался запах горелой плоти…

Я резко опустила руки, к горлу подступила дурнота. Огонь безумной волной понесся по проделанному нами пути, сжигая всё, что встречалось. Снова раздался дикий вой, перелившийся в чудовищное многоголосье.

Меня потряхивало, ноги еле держали. Я бросила взгляд на Дивислава. Он был на ногах, только чудовищно побледнел. И рука…

Я шагнула к нему, лихорадочно соображая, как быстро излечить, но запнулась о камень и едва не упала. А в следующий момент Двурогая гора задрожала, от грохота заложило уши. Неведомая сила подхватила нас золотым кольцом и вышвырнула вверх.

Я лишь краем глаза успела заметить, что гора раскололась на две части, обнажая нутро, полное туманно-серебряных чудовищ и еще одного — страшного, почерневшего, потерявшего человеческий облик. Смутно можно было разглядеть обрывки ожерелий на груди да остаток кики на голове.

— Ну-ну, милая, — громогласно раскатилось по небу, — побаловалась и ладно. Что же ты так себя ведёшь?

А потом появился он… На золотой колеснице, запряжённой двумя конями, Рассветом и Закатом, в полном доспехе, сияющем так, что смотреть нельзя. Грозный, спокойный, могучий. Лук в сильных руках натянул, золотую стрелу, увенчанную оперением из дневного жара и ветра, приложил. Прицелился прямо в Ткачиху.

— Я что тебе говорил, забыла? — прогрохотал он.

Та нечленораздельно зашипела, рухнула на колени, протянула обожжённые руки, больше похожие на лапы дикого зверя.

— И слышать не хочу! — отрубил Богатырь-Солнце. — Деревню извела, род мой уничтожила. А теперь о пощаде молишь?! Не бывать тому!

Солнечное пламя рухнуло прямо на Двурогую гору, закрывая огненной завесой.

Сознание вдруг начало ускользать. Откуда-то появилась гигантская тень, расчертила золотое пламя широкой полосой.

— Калинов мост… — донесся шёпот Дивислава.

Но я больше ничего не видела, погрузившись во тьму.

* * *

— А я говорю, — никак не успокаивался Лель, — он к тебе теперь привязан!

В доме кощеев мы уже который день пытались оклематься от произошедшего. Рада оказалась прекрасной заботливой свекровью: кормила, поила и ждала, пока мы все восстановимся. Не спрашивала, на кой нас понесло помогать Змеиному царю и зачем мы притащили с собой Леля и Горыныча. Впрочем, последнего она прекрасно знала — друг же Дивислава.

Богатырь-Солнце прислал весточку, что беспокоиться не о чем — ткачиха больше Ушбань не потревожит. Зирьяна, как выяснилось, была украдена Ткачихой и погружена в состояние вечного сна. Богатырь-солнце забрал бедную девушку, сообщил потерявшему надежду Могуте, что будет искать способ её пробудить. На что волколак твёрдо заявил, что тоже не намерен сидеть сложа руки, и упросил забрать его вместе с любимой. Проникшись такой верностью, тот согласился. Так что теперь они вместе там ищут способ вернуть к жизни Зирьяну.

Вместе с разрушением Двурогой горы неожиданно умер Несебр. Оказалось, что он помогал Ткачихе и давал возможность убивать собственный народ. Уж что она ему посулила — неведомо. Только теперь стало ясно, кого же мы с Дивиславом видели в тот момент, когда исчезла бедная Елька. Нарядившись в туманную личину, он проник в её дом и забрал девчонку с собой — на поживу Ткачихе. Оставлять Ельку в Полозовичах было слишком опасно.

— Я очень рада, — пробормотала я, посмотрев окно. Там Забава и Костяш деловито собирали ягоды с кустов. Точнее, собирала Забава, а Костяш всячески скакал возле неё и мешал всеми лапами. Подруга наотрез отказалась уезжать из дома Кощеев, пока я не встану на ноги. Хотя… как по мне, у неё была еще одна причина, куда более весомая. Но… об этом пока говорить не буду.

— Ну, а что не так-то?

Лель устроился на кровати и подвинул к себе поднос с едой. Всё же из всех нас пострадал больше всего — Кощей и Горыныч сумели щиты поставить, а меня мой огонь не тронул. Следовательно, заботились о нем куда сильнее. И кормили соответственно. Стряпает Рада изумительно, да еще и помощницам своим спуску не дает, поэтому яства — пальчики оближешь.