Кто-то внизу всхлипнул. А потом дружно заревели всей компанией. Да так, что я чуть было дар речи не потеряла. Вот это да! Как-то до этого они при мне все стеснялись говорить. А тут то ли не заметили, то ли так тоскуют по Лелю, что уже и позабыли про осторожность. Оно ведь как… Каждая вещица, сделанная человеческим руками, имеет свой голос и мысли. Ведь творец вкладывает частичку души в каждое изделие. Вот она потом и оживает, изменив внешний облик, но сохранив самое лучшее, чем наделили.
И «хозяйчик»… Леля так называют, что ли, проказницы?
– А если он не вернется? – донесся тоненький голосок снизу, и я разглядела малюсенькую глиняную солонку. – А у меня нет пер… пер…
– Перечница твоя в печке стоит! – сварливо отрезала макитра. – Ничего ей не сделается, осталось всего ничего – запечь!
– Обжечь! – возмущенно донеслось из печи.
– Это одно и то же, – не смутилась макитра. – И вообще…
– Ах вы, бесстыдницы! – пробасил кто-то с моей стороны и похлопал по руке.
О, а вот и домовой! Важный такой, седобородый, в красном кафтане, темных штанах и лаптях. На поясе висит множество ключей, что при каждом шажочке ударяются друг о друга и издают мелодичный звон.
Я улыбнулась:
– Здравствуй-здравствуй, Емельяныч, ты как?
Горшки вмиг смолкли, только солонка жалостно охнула. Кажется, до всех только дошло, что в доме появился кто-то чужой. Емельяныч неодобрительно посмотрел на глиняных болтушек.
– Да вот, Калинушка, как видишь. Глаз да глаз нужен. Ибо говорят без умолку. Хоть бы раз посмотрели да оглянулись как следует. Так нет же!
Я положила руку на плечо домового, пытаясь успокоить. Хоть сама еле сдерживала улыбку.
– Ты не серчай на них, не со зла же. За хозяйчика переживают.
Домовой только покачал головой:
– Ох, хозяйчик. Задал нам задачку. Ты вот что, Калинушка, садись на лавку – нет в ногах правды.
Я не возражала и послушно устроилась на лавке. У Леля в доме чисто, только немножко одиноко. Все же нужна ему хозяйка. Правда, не приведи боги такую, как Елька. Эта еще неизвестно как себя поведет. Эх, чудесница, куда смотрела-то, что проглядела друга дорогого?
Впрочем, ответа нет, это я так. Одна надежда теперь на домового. Емельяныч, может, чего по делу подскажет. Он немного зануден, особенно после моих родненьких Тишки и Мишки, но это можно потерпеть. Очень уж грамотный мужичок.
– А вы что-то знаете? – осторожно спросила я.
Краем глаза заметила, что медовое сияние, окутывавшее глиняную посуду и утварь, хоть чуток и поблекло, но не исчезло. Чувствовалось, что все говорливые предметы навострили невидимые ушки и готовы внимать рассказу домового.
– Кое-что, вестимо, знаю, – степенно сказал Емельяныч и присел рядышком на лавку. – Да только разве ж он слушал? Вот говоришь ему: Лелюшка, нельзя так. Не ходи! Ага, только кивнет, покачает головой, сверкнет очами своими огромными и – фьють! – умчался, что и ветер не догонит. Сама же знаешь.
Я невольно хмыкнула. Да, он такой. Поэтому мы с ним неплохо друг друга дополняли. Успевала сдерживать его порывы, кхм, душевные. А тут… не уследила.
– И вот недавно, – начал домовой, – этак с пару недель назад, пришел к нам человек, Калина. Незнакомый, темный, со взглядом голодным и пустым. А на поясе его была костяная дудочка.
Услышав последнее, я насторожилась. Дудочка? Очень интересно. Прямо тут тебе паломничество бродячих сказителей и музыкантов. Но вот по описанию немного странно. Вроде бы и похож на Дивислава и в то же время… не совсем он. Пусть тьмой и веет от него, только взгляд вовсе не голодный и не пустой.
А еще внутри кольнуло, стало несколько неприятно. Наговаривают! И тут мысленно дала себе подзатыльник. Это еще что за мысли? Не знаю его совсем, а уж защищаю. Ну и ну, дожили.
– Представился Темнозаром, – тем временем продолжал Емельяныч, словно не видя моей задумчивости. – И вроде бы не со злом пришел, только все равно мы все переполошились. Не наш он, чужой.
Темнозар? Вот так имечко. Явно не из Полозовичей. Да и вряд ли в землях наших кому в голову придет так ребеночка назвать. Издалека пришел. Только вот откуда? Хороший вопрос.
– И чего же хотел? – осторожно уточнила я.
Емельяныч поковырял носком лаптя пол. Глубоко задумался, потом тяжко вздохнул.
– Вот, Калинушка, вовек бы не подумал, что такому могут понадобиться свадебные ковши-двоедушницы. Заказал Лелюшке, да сразу и заплатил, не стал ожидать выполнения работы.