Калиновый мост

— Не стесняйся, — похоже, ей и говорить Захару ничего нужно не было. Или заметил ту удушливую волну румянца, что ее затопила? — В этом все естественно, мы все люди. И если я могу помочь, зачем отказываться, сама же не осилишь. А мне вообще не в тягость, — как-то очень мягко коснулся он ее щеки, прошелся по плечу.

Без чего-то такого… Просто невероятно теплым жестом, который она ощущала каждым нервом, самим своим существом, раз уж не могла рассчитывать на глаза. Очень необычный человек, как ей казалось, а она могла лишь на слух да тактильные ощущения ориентироваться, и еще на что-то в себе, чего сама не понимала, если честно… Но все в ней совсем не опасалось Захара. Скорее, наоборот, тянулось и с жадностью прислушивалось к мельчайшим деталям.

Этот мужчина вызывал в ней бешеное любопытство и интерес, который она практически не могла утолить. А ведь, учитывая ее состояние, казалось, Лэле вообще сейчас не должно было быть ни до кого дела, с собой бы разобраться… Но нет, Захар будоражил ее мысли так, что и головокружение отходило на второй план, да и боль становилась не столь навязчивой.



— Захар. Только дальше не продолжай, — с весельем, которое она ощутила, поддел, представился он, ставя капельницу утром. — Программу школьную у нас все неплохо учили. По жизни наслушался.

Против воли и она усмехнулась, само в памяти «Беркут» всплыло. Точно, имя героя исторического романа, да и жил в Карпатах… Она же здесь? Вроде да.

Эти мысли отвлекли от легкой боли, пока сам Захар ей иглу в вену вводил.

Кто он? Как именно помогает ей? Зачем? Какой он?..

Последний вопрос был почему-то особо животрепещущим. Лэля не видела, но складывалось впечатление, что он просто огромный, массивный, что ли… Не толстый, уж это ей довелось ощутить всею собой, когда Захар так легко и просто пронес ее по всему своему дому, а на обратной дороге позволил самой медленно изучить путь «по стене» руками, чтобы хоть немного сориентироваться, совершенно не тяготясь ношей.

Его тело воспринималось большим, твердым, словно вытесанным из камня, но при этом таким теплым, даже горячим, будто у него вечный жар. Или это она мерзнет ненормально, а здоровый человек и должен тепло излучать? Не знала, не помнила, но Лэле хотелось к нему теснее прижаться, чтобы согреться. И она поддалась, хоть и стеснялась пуще прежнего, прижималась. Камень не мог быть таким теплым и живым. Может, дерево? Огромный дуб… Да, в ее, сейчас точно не совсем здравом сознании, временами Захар ассоциировался с дубом… Или нет! Вообще не то!.. Еще с чем-то… Кем-то… Не могла образ уловить. Какой-то зверь… Не выходило вспомнить, подводила память. Это нервировало, забирая всякую уверенность.

Так или иначе, утром все повторилось: он вновь ее отнес в ванную комнату на руках и находился рядом. Правда, в этот раз позволил назад вернуться своими ногами, ощупывая обе стены, чтобы представить себе более-менее картину помещения в целом. Руки Захара при этом плотно обхватывали талию Лэли, словно страхуя, и он продолжал ее будто бы своим телом окружать. Но, несмотря на массивность Захара, не возникало ощущения подавленности, скорее полной безопасности и защиты. А еще как-то «по-своему», словно бы с ним рядом была на верном месте, хотя они и не были знакомы ранее, насколько Лэля поняла.

В этот момент, отвлекая ее от воспоминаний, руки Лэли коснулось теплое и влажное полотенце, наверное, Захар то заранее прихватил, подозревая, что может понадобиться. И он принялся аккуратно оттирать те самые капли меда, что стекали по ее пальцам, а она слизывать не успевала.

— Эй! — если честно, смутившись, попыталась руку забрать. — Этот мед слишком вкусный, расточительство его вытирать, я слизать хотела…

Ее окончательно затопило удушливой волной смущения, когда Захар вдруг низко и тепло рассмеялся на такое заявление. Пересел на диван, где она и провела все это время, оттирая сладость. Леля ощутила, как подушка прогнулась под его весом.

— Вот чего-чего, а этого меда у меня полно. С моей же пасеки. Не надо облизывать, я тебе еще дам, — почему у нее по позвоночнику теплая дрожь шла, когда он говорил? Еще и таким тоном, словно укутывая, успокаивая. — Я рад, что он тебе понравился…

— Ты пахнешь этим медом, точно, — улыбнулась она, глубоко вдохнув и вспомнив, что он вчера говорил про проверку ульев. — А еще чем-то острым и холодным… Не помню, — покачала головой. — И травами…

Захар вновь тихо рассмеялся, будто бы даже давясь смехом, не желая в открытую, но и как бы… Лэле было сложно понять всю гамму эмоций, ощущений и каких-то отголосков, которые она почему-то воспринимала. Все перемешалось в голове, усугубляясь болью и головокружением. Однако ей казалось, что она почти чувствует и некую настороженность в мужчине напротив, пусть тот и продолжал посмеиваться; какую-то глубокую задумчивость.