Читаем Калиостро полностью

Еще один возможный вариант отношений графа Калиостро и графа Сен-Жермена представлен И. Тецлаф в ее биографии Сен-Жермена, составленной с привлечением едва ли не всех тех немногих документальных источников, на которые опираются историки, пытаясь выяснить подлинную биографию великого авантюриста. Согласно ее версии, Калиостро приехал к Сен-Жермену в Гольштейн, когда тот гостил во дворце ландграфа Карла Гессенского. Увидев на постели в гостевой комнате роскошное голубое покрывало, расшитое золотыми драконами, Сен-Жермен поинтересовался, кто поселится в сей комнате. «Этот господин приезжает к вам, граф! — ответил Карл. — Его зовут Калиостро, он засвидетельствует вам свое уважение и окажет мне честь». «Бальзамо? — изумился Сен-Жермен. — Говорят, он мошенник, заклинатель духов и колдун! А для меня — просто честолюбец. Будучи магистром коптов, русских византийских масонов, он стал весьма влиятелен… и опасен для сильных мира сего, для светских правителей и князей церкви! И этот Калиостро хочет меня навестить?»

Калиостро приехал в карете, запряженной шестеркой белых лошадей, в сопровождении многочисленных разноязыких слуг. В намерения его, похоже, входило не столько выразить свое почтение Сен-Жермену, сколько «показать себя», ибо он сразу пригласил собравшееся в замке общество в парк, на берег пруда, где он намеревался провести спиритический эксперимент. Улыбнувшись, Сен-Жермен согласился ассистировать «волшебнику».

И вот погасли свечи, стих гомон заинтригованных зрителей и в кромешной тьме появилось голубоватое свечение. Спиралью поплыло оно по зеркалу пруда, постепенно вырастая в фигуру женщины в убранстве египетских цариц. Белое лицо видения напоминало царицу Клеопатру, владычицу обоих египетских царств, что отдалась великому Цезарю, дабы из семени Запада взрастить плод Востока. Проплыв над озером, образ медленно растаял во мраке, оставив после себя голубое свечение. Но и оно длилось недолго. Пока зачарованные зрители приходили в себя, Бальзамо-Калиостро и Сен-Жермен беседовали о сверхъестественном. Но Калиостро даже не подозревал, что фантом вызвал не он, а его «ассистент»18.

Глава 5

От обожания до негодования

Меня предупреждали, что пребывание в России действует разлагающе на некрепкие умы…

Г. Горин. Формула любви


В тяжелой четырехместной берлине на полу стояла жаровня с тлевшими угольями, под скамьями позвякивали крышками фарфоровые ночные сосуды, выложенные изнутри ароматным сеном, а на сиденье, обложившись подушками и закутавшись в плащи и одеяла, сидели супруги Калиостро. Джузеппе надвинул на лоб подбитую мехом шляпу, Серафина накинула на голову теплую шаль. Но мороз все равно пробирал обоих до костей, особенно Серафину. Она всегда плохо переносила холод и сырость, и это путешествие на Север давалось ей нелегко. И хотя рядом, забившись в угол, сидела служанка, готовая и помочь воспользоваться сосудом, и растереть ноги, начинавшие коченеть вместе с остывающей жаровней, чувствовала себя Серафина отвратительно. Зачем она согласилась ехать на этот заснеженный край света? Нет, она решительно не ожидала, что изысканный и утонченный Сен-Жермен отправит их в такие ужасные края, где останавливаться на ночлег приходится в покосившихся деревянных домах, где клопы столь свирепы, что даже Джузеппе не может их изгнать и они всю ночь не дают ей спать. Конечно, можно ночевать и в карете, но Джузеппе этого не любит: постоянная темнота угнетает его, и он становится злым и раздражительным.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное