Читаем Калиостро полностью

Жена его по внешнему виду была особа перезрелая, красноватые глаза ее свидетельствовали о пролитых слезах, а осанка ея и речь, менее вульгарная, чем у мужа, выдавала одну из тех жалких комедианток, которых заставляют плясать против воли.

— Обними, — закричал он ей исступленным голосом, — этого именитого брата; он нашего ордена!

После короткого обычного разговора К сказал:

— Я приехал для того, чтобы видеть великую Екатерину, эту Семирамиду севера, и чтобы распространить великий (он особенно любил употреблять слово великий) свет здесь, на востоке. Воспитанный в пирамидах Египта, я получил сокровенныя науки и состою главой князей Р*** Л***

Он поднялся, показал мне звезду и красную чалму.

— Вот знаки моего звания, — сказал он.

Я посмотрел на звезду; это была просто звезда ордена Станислава, с которой был снят шифр короля, а на место его была вставлена красная роза. Я позволил себе заметить, что это была Станиславская звезда, если не считать только розы. Он как будто слегка замешался, но скоро оправился.

— Вы правы, — сказал он. — В действительности мне ее дал брат Г***, так как мою звезду у меня дорогою украли. — Знаете ли вы это? — произнес он тоном насмешливого превосходства.

В руках у него был лист бумаги, покрытый каббалистическими иероглифами, подобными тем, которые я видел у алхимиков Бернарди, Дету, Шлиха, Пуца и др.

— Мне неизвестно значение этих иероглифов, — сказал я, взглянув на лист, — но если вы желаете, я вам принесу завтра десяток таких листов, из которых вы так же, как и я, ровно ничего не поймете.

— Я прощаю вам, — возразил он, приняв оскорбленный вид, — ваше неверие и ваше невежество. Несмотря на ваше звание франкмасона, вы еще дитя в ордене. Но если бы я захотел, — прибавил он тоном настоящего ярмарочного крикуна, — я бы мог привести вас в дрожь.

— Быть может, если бы вы напустили на меня лихорадку.

— Что такое лихорадка для графа Калиостро, который повелевает духами! Разве ваш друг Ховен вам ничего не написал о моем могуществе?

— Ни одного слова…

— Так знайте же…

Здесь нас прервал вошедший слуга испанского поверенного в делах, который просил господина Калиостро, испанского подданного, сейчас же к нему явиться. Слова так и замерли на устах Калиостро. После того, несколько оправившись, он сказал мне, но уже не голосом вдохновеннаго:

— Что хочет от меня этот маленький поверенный в делах, с которым я ничего не имею общего? Я отправлю его (Калиостро употребил итальянское выражение гораздо более сильное, которое воспроизводить неудобно) на все четыре стороны…

— Не советую вам этого делать, он может спустить на вас полицию.

Калиостро ответил посланному, что он придет к поверенному в делах на другой день, а меня просил остаться у него обедать, так как было уже около часу. Я принял предложение, ибо меня забавляло ближе ознакомиться с человеком, который казался бессовестнейшим и невежественнейшим шарлатаном. Начатая нами беседа обнаружила, например, что у него ни одной здравой мысли не было ни о физике, ни о химии.

— Химия, — сказал он, — глупость для того, кто знает алхимию, а алхимия — пустяк для того, кто властвует над духами. Что касается меня, то у меня есть и золото (он ударил по карману, где были дукаты), и брильянты.

При этом он показал кольцо с маленьким, весьма плохо оправленным брильянтом.

— Но все это я презираю и счастье мое нахожу в том духовном могуществе, которое имею над существами. Я представляю первую ступень сверхчеловеческую; души умерших я заставляю, путем заклинаний, являться и отвечать мне на мои вопросы.

Я не мог удержаться, чтобы не усмехнуться.

— Я не сержусь на ваше неверие, — сказал он, — вы не первая крепкая голова, которую я подчиню и обращу в прах. Кого из ваших умерших родственников вы желаете видеть?

— Моего дядю, но с одним условием.

— Каким?

— В ту сторону, откуда покажется дух, я буду иметь право выстрелить из пистолета. Так как это будет лишь дух, то никакого вреда я ему причинить не могу.

— Нет, вы чудовище! Я вам никогда ничего не покажу; вы этого недостойны.

С этими словами он бросился в соседнюю комнату. Жена его, делая вид, что испугана, сказала мне, что его гнев приводит ее в трепет.

— А меня смешит; все это может пугать лишь детей.

Он отсутствовал в течение нескольких минут, затем вернулся с ясным выражением лица.

— Он храбр, — сказал он про меня. — Я его испытал и вижу, что он храбрый мужчина.

Он, казалось, был от меня в восхищении и сказал мне:

— Со временем вы узнаете, что такое граф Калиостро и каково его могущество.

После этого он со мною о духах уже не говорил.

На другой день он отправился к г-ну Нормандесу, испанскому поверенному в делах, который обошелся с ним как с проходимцем и запретил называться испанским графом и полковником испанской службы. Но Калиостро сумел привлечь на свою сторону графа Мелиссино, кавалера С*** и многих других, пока, наконец, не сняли с него личины и не приказали убраться из Петербурга.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное