Супругов Калиостро арестовали без всякого обвинения, на основании письма с печатью, то есть по воле, а точнее, по произволу короля. «Хорошо бы министрам, выдающим письма с печатью, посидеть полгодика в Бастилии и подышать тамошним воздухом, может, тогда они станут более человечными», — писал анонимный памфлетист в «Письме королевского стражника»
5. В камере Калиостро стояли кровать, стол и два кресла; свет проникал через узкое окошко, забранное тройной решеткой. По иронии судьбы, на содержание графа отвели всего три ливра в день, в то время как главной обвиняемой Ла Мотт полагалось 10 ливров. К счастью, друзья не забывали магистра и в изобилии присылали ему фрукты, паштеты и прочие деликатесы. Но несмотря на поддержку, на искренние старания своего адвоката, молодого и рьяного мэтра Жана Шарля Тилорье, с первых же дней пребывания в крепости Калиостро почувствовал себя так плохо, что забеспокоился даже комендант де Лонэ. Магистр не выносил темных замкнутых пространств, в них ему становилось дурно, страшно, а в голове, словно в клетке, билась единственная мысль: скорее на свет, на свободу! Возможно, пытаясь справиться с охватившей его дрожью, Калиостро пожалел, что пошел на поводу у кардинала, пожелавшего иметь под рукой собственного чудотворца, а потому попросившего Рамона де Карбоньера подыскать для магистра дом неподалеку от кардинальского дворца. От улицы Сен-Клод до Бастилии рукой подать, он даже не успел сообразить, что можно бежать, оставив шубу в руках жандармов… Впрочем, наверное, по летней погоде, на Калиостро был надет только его любимый голубой бархатный фрак с красными обшлагами; да и бегун из него, пожалуй, уже неважный… Надменность, гнев, гордыня, вспыльчивость — все эти свойства характера Калиостро остались за пределами толстых каменных стен. В Бастилии сидел немолодой, отчаявшийся, удрученный безысходностью своего положения человек, вызывающий искреннее сочувствие и сострадание. Небольшая деталь: когда требовалось подписать протокол допроса, магистр делал росчерк «граф де Калиостро», а протоколист зачеркивал графский титул. Очень болезненный укол для самолюбия магистра.В камере он пером нарисовал портрет де Лонэ, вложив все свое отчаяние и гнев в злобный подозрительный взор коменданта Бастилии. Гравюра с рисунка Калиостро имела хождение в революционном Париже; только на заднем плане добавили изображение головы коменданта, насаженной на пику санкюлота.
Сохранились три собственноручных письма Калиостро, написанных им в Бастилии и адресованных Серафине
[60]:«14 ноября 1785
Дражайшая Серафина, любезная моя супруга, горько мне тебе сообщать, что чувствую я себя очень плохо, а все потому, что не имею прогулок на свежем воздухе. С каждым днем плачевное состояние мое все ухудшается, так что прошу тебя, доченька, сделай все, что можешь, и попроси друзей помолиться Господу Нашему за меня. А еще прошу тебя, любезная моя, диктуй письма свои мадам Фламар, письма твои по-прежнему единственное мое утешение, ибо я молю Господа, чтобы Он попустил мне умереть в твоих объятиях.
Нежно обнимаю тебя, дражайшая моя, и прощай».