Калиостро и Серафине предоставили комнаты в Митавском дворце [43], строительство которого по проекту знаменитого архитектора Растрелли начал покойный отец тогдашнего герцога Эрнст Иоганн Бирон, фаворит российской императрицы Анны Иоанновны. Трехсот, а может и более, комнат великолепного барочного дворца вполне хватало и герцогу, и его придворным, и высоким гостям. Впоследствии дворец станет пристанищем для многих французских аристократов, бежавших из своей страны во время революции. Пока же приезжий маг устроил в одной из отведенных ему комнат небольшую алхимическую лабораторию, а так как по дороге кое-что из его личного оборудования разбилось и пришло в негодность, местные алхимики охотно предоставили магистру собственное оснащение — в надежде поприсутствовать, так сказать, на мастер-классе. Но первые недели магистр ничего не делал, не демонстрировал, а лишь рассуждал на излюбленные темы: египетские пирамиды, мистерии Исиды и Осириса, стихийные духи, нумерология, каббала, гематрия… отделение тонкого от грубого, соединение сил верхних и нижних, прозрение вещей твердых и извлечение вещей тонких… Как напишет впоследствии Элиза, «с каким искусством умел Калиостро пользоваться случаями, заводить людские ожидания и, питая надеждою души их, властвовать над ними!» 2Иногда, увлекшись, граф начинал пересыпать свою речь и вовсе не понятными словами, слыша которые, Серафина невольно заливалась краской, надеясь, что под толстым слоем белил никто этого не заметит. Ибо за годы, проведенные с Джузеппе, она узнала множество площадных ругательств на его родном диалекте; к счастью, его понимали далеко не все.
Слова из самых разных языков (за время путешествий чего только не услышишь!) в речи темпераментного магистра сливались в единый бурный поток, руки приходили в движение, и вокруг графа мгновенно образовывалось свободное пространство, не позволявшее ему затеряться среди гостей. Калиостро умел говорить так, что речи его воспринимались как откровение и глаза окружавших его людей загорались неземным огнем энтузиазма. Он говорил глазами, лицом, ладонями и всем своим корпулентным, но очень подвижным телом. Помимо уверенности в себе магистр явно обладал актерским даром, для вящей реализации коего он использовал костюмы и декорации. Его пристрастие к платью, отличному от обыденных одежд, не только выделяли его из толпы, но и помогали внутренне настроиться на роль мага или хотя бы оригинального человека. Обычно Калиостро ходил в красном полковничьем мундире с синими обшлагами, не скрывавшем большого живота, а изобильно представленные бахрома и галуны скрадывали его и без того невысокий рост. Однако М. Авен пишет, что походка у него была бодрая, летящая, свидетельствующая о мускульной энергии и жизнелюбии. Когда же Калиостро «говорил о том, что его интересует, зрачки его расширялись, он принимался расхаживать, размахивая руками, повышая голос и откинув назад густые, словно грива, волосы. Лоб его краснел от циркуляции крови» 3.
По воспоминаниям одного из жителей Кёнигсберга, приезжий маг был «приземистый, чрезвычайно широкоплечий, с круглой головой, черными волосами, выпуклым лбом, густыми бровями, черными жгучими глазами, постоянно вращающимися, широким носом, закругляющимся на конце. Губы круглые, толстые. Подбородок твердый, выдающийся, челюсть круглая, как бы железная. Нежные маленькие уши, маленькие мясистые руки и небольшие, красивые ноги. Он был чрезвычайно полнокровен, с громким и звонким голосом» 4. Впрочем, не обладай Калиостро звучным голосом, разве смог бы он удерживать внимание людей в течение целого вечера? А посему неудивительно, что многие считали Калиостро личностью необыкновенной и в салонах, где его принимали, народу набивалось немерено. «У нас Калиостр весьма тесно соединял между собой закон и магию, но часто без малейшей причины с запальчивостью на нас он бросался; впрочем, во всех своих разговорах вел он себя кротко. Он уверял нас, что те, которые желают иметь с духами сообщение, должны противоборствовать всему тому, что есть вещественно; а для того и сам он старался слишком умеренным казаться, как в пище, так и в питии, хотя в самом деле он и не был таков» 5. Всем хотелось послушать загадочного чужестранца, а главное, увидеть собственными глазами обещанные чудеса. Однако уже с первым чудом не заладилось. Когда магистр, во всеуслышание заявлявший, что знает секрет плавки высоко ценимого в Курляндии янтаря, начал диктовать рецепт приготовления раствора, необходимого для процедуры, записывающий растерялся: высокий гость называл составляющие всем известного курительного порошка! Уличенный Калиостро не смутился, а, напротив, пошел в наступление, обвинив курляндцев в меркантильности: он послан к ним для высших материй, а не для расплавления каких-то там камней! 6