Калипсо

Это был мужчина. С лишним весом, средних лет. Черты лица почти не различить, потому что покойник, должно быть, уже пролежал тут приличное время. Он лежал на спине, темно-синие штаны для бега обтягивали раздувшиеся ноги. Под свободной рубашкой виднелась лишенная растительности грудь и вспученная шея. Толстый черно-зеленый указательный палец все еще держал керамическую ручку, а осколки кофейной чашки валялись рядом.

Кафа испугалась, когда полицейский за ее спиной покашлял.

– Похоже на то, что у погибшего глубокая рана на затылке, там, где череп соприкасается со ступенькой.

Кафа наклонилась посмотреть. Светлые волосы приобрели коричнево-черный цвет от запекшейся крови. Кожа синеватая. Обуви на нем не было, только черные теннисные носки, из дырки в одном из них торчал потемневший большой палец.

– Но кто он такой? – спросила Кафа.

Полицейский показал прозрачный пакет с водительским удостоверением. – Микаэль Морениус, – сказал он. – Мужчину звали Микаэль Морениус. Мы нашли удостоверение около дивана в столовой.

Кафа взяла пакет и поднесла его к свету от люстры. Права выданы десять лет назад, на фото был серьезный и худой светловолосый человек.

– А он располнел.

– Аминь.

– Так значит… он упал? Несчастный случай? Но что он делает здесь? Дома у старой вдовы? И где она?

Полицейский покачал головой.

– Поэтому я и сообщил дежурным в криминальном отделе. Фру Тране пропала.

Глава 5

Днем Фредрик ходил гулять с Кресус. А вечерами пробирался на кухню, брал стул и садился у комнаты Якоба. Прикладывал голову к стене, выпрямлял ноющее левое колено и слушал. Прошло две недели с тех пор, как Фредрика выписали из больницы.

Кресус – собака Беттины. Нервный спаниель, с частой диареей. Глаза осуждающие. Грустные, как обычно поправляла Фредрика Беттина, перед тем как поднять его большие очки в стальной оправе на лоб, погладить по усам и сказать:

– Прямо как твои.

Фредрик пытался угадать, не Брамс ли это, но был не уверен. До того момента, когда сын переехал к нему, Фредрик думал, что альт – это просто хобби. Точно такое же, как и его собственные юношеские посягательства на кларнет. Но это было совсем иным. Якоб учился в Музыкальной академии Бенжамина Бюе. Он – талант, говорил про него преподаватель музыки, произнося это слово так, будто оно жгло. Во всяком случае, дополнительные уроки точно жгли тысячные купюры в кошельке Фредрика. Но когда он сидел вот так вечерами, ему приходило в голову, что эта инвестиция все-таки оказалась не самой плохой.

Фредрику как отцу было нелегко рассказать сыну, что таблетки в шкафчике над раковиной – новые разновидности антидепрессантов. Что он находится дома днем, потому что в пьяном состоянии переусердствовал с таблетками. И вот пока он сидел под дверью и слушал, новые и новые оправдания рождались в голове. Но воображаемые диалоги всегда заканчивались одним и тем же: Якоб спрашивал, почему. А Фредрик не мог ответить.

Так что этим вечером Фредрик просто встал и постучал в дверь.

– Ты хочешь знать, почему я не работаю?

– Нам необязательно говорить об этом, пап.

– А я думаю, нам нужно поговорить.

Якоб тряхнул тяжелыми темными кудрями.

– Мама что-нибудь рассказала? – Фредрик попробовал улыбнуться.

– Мы можем поговорить об этом в другой раз? Я не хочу сейчас.

– Ну нет так нет. О чем тогда поболтаем?

– Если хочешь, можешь зайти.

Над столом сына висела фотография собора в Трумсе. Якоб с Софией жили там, пока их отчим не был назначен директором Департамента образования и семья не вернулась в Осло. Треугольное здание церкви со стеклянным фасадом и тонким крестом светилось в зимней ночи. В углу между стеклом и рамкой было втиснуто маленькое фото. Пухлая, приветливая девочка со множеством мелких косичек и веснушками.

– Кто это?

– Никто.

– Никто?

– Да так, одна девчонка в школе. Ирене.

– Вот как, – выдавил Фредрик. – Что играешь?

Якоб закатил глаза. Надел наушники и поднял с кровати неестественно огромную скрипку.

– Кое-что из Брамса. Я аккомпанирую со слуха, – объяснил он, как будто отец явился из Средневековья.

– Можно послушать?

– Тогда сиди тихо, – сказал Якоб, закрыл глаза и стал раскачиваться. Он был почти на голову ниже отца, но мощнее в плечах, полнее телом, фигура досталась от матери. Уже почти взрослый, но только почти. Звук альта был злой, резкий и смелый.

Закончив играть, Якоб остался сидеть в наушниках.

– Теперь можешь идти.