– Твою мать, Фредрик. Это удар ниже пояса. У моей жены рак.
– Ах, да. Это объясняет шрамы и лысую пилотку.
Франке покачал головой.
– А ты, черт побери, за словом в карман не лезешь, мужик.
Затем он открыл ящик в столе и положил на стол прозрачный пакет с уликами. Внутри лежал кошелек из искусственной кожи.
– Расмуссен зарегистрирован по адресу своей сожительницы, Миллы Мадсен, той, что на него заявила. Он исчез больше месяца назад. Случается, что жертвы семейного насилия лгут, но женщина утверждает, что ничего о нем не слышала с тех пор. Ни звонка. Ничего.
– Его выкинули из дома?
Франке объяснил, что Педер Расмуссен просто пропал. Только после его исчезновения отец Миллы Мадсен наконец понял, как плохо тот обращался с его дочерью и внучкой, и заставил ее заявить на него.
– Но до того, как он ушел совсем, бывало, что он не появлялся по два-три дня кряду. Он никогда не объяснял, чем занимался.
– А это?
Фредрик взвесил кошелек в руке.
– Доставили дежурному в полиции. Кто-то нашел этот кошелек где-то у реки Акерсэльва. Ни отпечатков пальцев, ни ДНК. Милла Мадсен говорит, что не видела его раньше.
В кошельке было несколько чеков и вырезка из газеты «Дагбладет». Дата – следующий день после осуждения Расмуссена. Заголовок: «Директор пришел в неистовство после осуждения за убийство». Там описывалось, как Педер Расмуссен пытался пробраться через зал суда, чтобы напасть на судью-женщину, когда объявили приговор. Понадобилось трое полицейских, чтобы сдержать озверевшего мужчину. Фредрик посмотрел на Франке.
– Судья погибла в автокатастрофе три года назад, – многозначительно сказал Франке. – Так что Педер Расмуссен охотился не за ней.
Фредрик собирался сложить бумаги назад в кошелек, но задержался, рассматривая один из чеков. Бутылка минералки и кофе в винном баре в Грюннерлекка. Недалеко от Акерсэльвы. Не более четверти часа неспешной прогулки от квартиры Гусева. Фредрик вздрогнул, но не из-за этого. Дата и время. Фредрик сверился с календарем на телефоне и тяжело отклонился назад.
Владелец этого кошелька был в том же баре в то же самое время, когда и сам Фредрик был там с Андреасом. Тем самым вечером, когда Фредрик наглотался таблеток. Тем самым вечером, про который Фредрик вообще ничего не помнит.
Он посмотрел на Франке.
– Но кроме этой статьи… – медленно проговорил он, – … у тебя есть какие-нибудь доказательства, что кошелек принадлежал Педеру Расмуссену?
Франке покачал головой.
– Нет. Это может быть случайность. Бывали и более забавные вещи.
«Бывали и более забавные вещи».
Как обычно, за рулем был Андреас. Солнце, пробиваясь сквозь пелену облаков, отражалось от снега, и стекла очков Андреаса затемнились. Фредрик не мог прочитать взгляд коллеги.
Они собирались навестить одного из бывших соседей Каина в Холменколлене, но сначала нужно забрать Кафу из дома престарелых и инвалидов, который она иногда посещала. Видимо, какие-то семейные дела. У Андреаса был беззаботный, почти счастливый вид, пока он с переменным успехом подпевал припев из
Фредрик убавил звук радио.
– Слушай, Андреас?
– Мм? – промычал коллега, недовольный тем, что его отвлекли.
– Кажется, ты не особенно поверил в связь с Педером Расмуссеном?
Андреас не посмотрел на него, только крепче ухватился за руль и поцокал языком.
– Нет, – сказал он. – Но если верить этой Юдит Йедде, то я, видимо, ошибся.
– И все-таки ты забрал старые допросы Расмуссена?
Андреас тихо простонал.
– Да, я ошибся. Я подумал, что нужно перечитать их заново. Они лежат в моем шкафу на работе, если хочешь посмотреть на них.
– И как, что-нибудь выяснил?
– Для нас ничего интересного, насколько я мог увидеть. И я должен сказать тебе: твоя теория по-прежнему режет мне слух. Мы не должны попадаться на удочку только потому, что агенты вдруг начали делиться с нами секретами. Эти люди лгут во всем, если считают, что из этого можно извлечь выгоду.
Андреас сказал «мы» и «с нами», но Фредрик понял, что он имел в виду «ты» и «с тобой». Он хотел спросить Андреаса, что мог означать чек в кошельке, но решил не делать этого. Что-то в поведении коллеги его настораживало.
– Ты заметил, что Кафа стала носить шарф? – поспешно спросил Фредрик. Он хотел перевести разговор в нейтральное русло.
– Нет.
– Интересно, не пытается ли она что-то прикрыть, – добавил Фредрик.
– Ты имеешь в виду, как паранджой?
Фредрик фыркнул.
– Нет, не то, что
В первый раз за поездку Андреас посмотрел на него.
– Думаешь, ее бьют?
– Не знаю. Кажется, она не совсем в форме. Она облажалась на Бюгдей и… не среагировала в спальне Гусева. Она ведь первой вошла в комнату. Кровать стояла на полдвенадцатого от стены. Мы говорим о Кафе, Андреас. Она не допускает ошибок.