Калипсо

Во рту пересохло. Пуленепробиваемый жилет тяжестью давил на плечи, тянул вокруг талии, казалось, невозможно наполнить легкие до конца. Его рука моментально вспотела. Кафа положила свою руку на его.

– Готов?

Она достала оружие из кобуры. Обеими руками взяла «Хеклер и Кох», выпрямилась и решительно зашагала вперед.

В жизни иногда в нас просыпаются животные. Отбрасываются тысячи лет эволюции, и наши тела реагируют так, словно мы человекообразные обезьяны или свиньи. Поры наполняются грязью. Едкой вонью страха. Запах настиг их, когда они были на вершине лестницы.

Здесь они снова оказались в темном коридоре из бетона. Тут так же зияли отверстия для окон. Снег и лед под подоконниками, холодный, пронизывающий ветер. Но стены были изрисованы. Грубые, глубокие царапины от неразборчивых слов. Рисунок изображал ребенка с отрубленной головой и нависшей над ним мощной рукой.

Каин стоял на расстоянии длины человеческого тела от них. Во рту выступила пена, дикие глаза, едва заметные из-под капюшона, бегали. Подмышками сильные пятна пота. Он топнул по полу. Загнанный в угол зверь с ледорубом в руке.

Глава 69

В потолке над кроватью был вбит крюк, и оттуда свисала капля. Долгое время Каин просто стоял и смотрел на нее. Из-за холодного влажного воздуха рисунок на стенах запузырился и отшелушился. Цемент на потолке был зернистый и грубый, и тонкая струйка воды тянулась по полу к заржавелой железной решетке над вонючим сливным отверстием.

Восемьдесят четыре. Восемьдесят пять. Восемьдесят шесть. Восемьдесят… и она отрывалась. Через каждые восемьдесят семь секунд ледяная капля приземлялась на сжавшееся тело.

Он купил жареную говядину, креветки с майонезом и яблочный сок. Хотел, чтобы Лин поела, но она не пошевелилась. Когда он попытался поднять ее, она еще больше свернулась в позу эмбриона. Одно из ее запястий туго сжимали железные наручники. Лин ничего не сказала, когда он аккуратно передвинул сталь по руке, чтобы она не поранилась. Ее взгляд оставался пустым, когда он потряс цепь, протянутую от крюка до другого конца наручников. Цепь была длиной как раз чтобы Лин задом доставала до керамического кольца унитаза. Крюк не поддавался. Не двигался. Лин продолжала лежать, схватившись за украшение, которое он подарил ей.

Брат сильно бил ее. Как будто это ее вина. Лучше бы он никогда не рассказывал брату то, что видел, стоя у квартиры Лин. Полицейских, рывшихся в ее квартире.

Ее побег заметили, и брат винил ее за это.

Когда отец называл его Авелем, Каин удивлялся. Или это была идея матери? Матери и этой танцовщицы, Ингеборг Бальтерцен. Однажды он стоял за дверью и стучал, зовя мать до тех пор, пока они не закончили друг с другом, лежа в постели обнаженными.

Каин. Как она могла знать, что я Каин? Что, если мать ошиблась? Что, если я Авель?

Сколько человеческих жизней может стоить одна человеческая жизнь? Больше одной. Но теперь долг возвращен. Они так решили. После русского все кончено. И тем не менее, брат не хотел их отпускать. А как он обращался с Лин! С какой силой он бил ее!

Есть два способа бить. Можно избивать, чтобы оставить в живых или чтобы убить.

Но взгляд при этом отличается. Бездушны глаза того, кто убивает. Того, кто не остановится, пока не забьет до смерти. Так выглядел брат, когда вмешался Каин. Он не хотел оставлять в живых Лин. Она знает слишком много.

Каин забрал много жизней, а теперь должен спасти одну. Наркотики, насилие, брат, да и сама такая жизнь перетерли его. Как море перетирает горы в песок. Он хотел сдаться полиции, предстать за свои грехи, и он хотел спасти Лин.

Ведь если мать права, подумал он, если я Каин, братоубийца, как долго я должен сохранять верность своему брату?

– Я вернусь, – прошептал он ей на ухо. Засунул руку в карман, чтобы удостовериться, что сложенная бумажка по-прежнему там.

Бумажка, которая могла изменить все.

В кармане куртки лежал пакетик с остатками раздробленных таблеток темгезика. Осталось немного. Но достаточно. Сейчас ему просто необходим порошок. Когда он собрался предать человека, которого поклялся никогда не предавать.

И Каин пошел. На улице падал снег и было темно.

Глава 70

– Каин? Синдре? Положи ледоруб. Все кончено. Положи ледоруб, – голос Кафы был мягким, но решительным.

– Каин, – фыркнул мужчина и закачался. – Каин и Авель.

– Каин… положи оружие на землю. Мы пришли. Как ты просил. Ты хотел сдаться. Помнишь?

Кафа держала пистолет направленным в пол перед военными сапогами качающегося мужчины. Фредрик огляделся. Осветил коридор за спиной.

– Кафа, – сказал он. – Я что-то слышал. Кажется, здесь кто-то есть.

Фредрик видел, как Кафа замерла от этих слов. Он не хотел светить Каину прямо в лицо, не хотел дразнить психа, но когда тот провел рукой по рту, капюшон с его головы соскользнул. И в свете с улицы они увидели его лицо. Редкие светлые волосы свисали на лоб. Прыщавое лицо блестело от пота и слез. Глаза красные, мышцы горла натянуты. Разрушенный человек. Вот кого они увидели. Полностью разрушенного человека.

Каин шагнул к ним навстречу, подняв ледоруб на уровень талии.