…один раз у Миши был разговор с отцом. Мама застала его за этим делом… вернее, Миша в то время и не скрывался. Мама гладила белье, стоя к нему спиной. Он же решил… размять, ну как делал папа. Мама оборачивается, а там… Но будучи интеллигентом до мозга кости, она не стала ругать, кричать, а просто вышла. Затем попросила мужа поговорить об этом с сыном наедине. Папа деликатно рассказал об онанизме как можно больше, что в обществе это не приветствуется, что этим занимаются моряки, солдаты, космонавты, священники, то есть кому не доступно общение с женщинами. Сказал, чтобы тот… но очень-очень редко это делал… так, чтобы не единая душа не знала, никто, ни родители, ни одноклассники, ни прохожие… Разговор с папой об онанизме тогда сильно возбудил мальчика. Он сидел в одних трусиках, которые стояли как палатка. Но Миша терпел, он же дал слово. Папа весь разговор сидел перед ним на корточках. Окончив речь, он собрался уйти. Однако, притворив дверь, сказал:
– Ну, хорошо. Миш, но это в последний раз. Договорились…
Папа снова присел на корточки. Помог сыну спустить трусики… Большего наслаждения Аксёнов ни разу больше не испытывал в своей жизни. Отец просто смотрел, он не прикасался к нему, ничего не говорил… А когда из писуна изверглась бесцветная жидкость, папа встал и вышел. С тех пор этого никогда не повторялось…
…и вот теперь, проводив родителей, забежал в зал. Раздернул занавески на окнах. Соседние дома были далеко, и вряд ли кто бы и разглядел в крохотном световом пятне мальчугана. Но мысль, а всё-таки… заставляла пульсирующе сжиматься анус. Штаны и трусы разлетелись по залу. Мальчик взобрался на спинку дивана, готовый к аутоэротическому спектаклю. И вдруг… Вдруг в прихожей раздался громкий крик «Ракшасы!», с такой ужасно шелестящим звуком «ш», как будто протащили рулон рубероида по бетону. Мальчик вздрогнул так, что запели пружины в диване. Что это? Родители вернулись? Ругают его? Но этот голос – он… он по странному такой, какого вообще не бывает. Миша застыл. Возможно, показалось… «Ракшасы!» снова закричали в прихожей. И… там кто-то был, оттуда доносилось какая-то возня. Хотелось посмотреть, кто же там. Но было страшно так, что все мускулы детского тела были напряжены, писун торчал так сильно, что касался лобка. Еще хотелось одеться, прикрыться, чтобы его не застали таким. Хотелось спрятаться за диван. Но он застыл, не мог шевелится…
…дверь в зал открылась. И мальчик впервые увидел их… Потом он называл их просто «они». Почему они сейчас выглядели именно так годы спустя объяснит учитель. Додик расскажет, что так устроен наш мозг, он подбирает под те чувства, которые никогда не были, но вдруг стали, знакомую картинку. Ту картинку, которая запустит привычные чувства, чтобы оценить, кто перед тобой. Но сами «они» вероятно совсем другие. Просто они настолько ужасные, что и созданная картинка должна быть невыносимо пугающей. Аксёнов, увидев их в двенадцать не мог переносить их вида до старости. В зал вошло существо… полуразложившийся труп некого человекоподобного существа. Подробно Аксёнов не мог никогда описать, смотреть было так страшно, что задержи взгляд на мгновение дольше и сердце не выдержит. От него шла вонь тухлого мяса. С конечностей что-то капало. Всё тело было покрыто нарывами. Проходя мимо, это существо дотронулось до груди мальчика… Как описать это прикосновение? Точно к телу коснулись чем-то настолько холодным, что температура этого близка к абсолютному нулю. И это моментально вытягивает всё тепло. Жгучая боль от ледяного, боль, которая схлопывает всю энергию тела в одно место – место соприкосновения с этим существом…
– Миш, мы вернулись… Оденься, пожалуйста, пока мама не видит, – услышал тихий голос папы мальчик.
Папа стоял рядом. Мертвец растворился. Папа шепотом говорил, что Сазоновы позвонили в последний момент, к кому они шли на юбилей, сказали у них вся семья болеет, что-то кишечное… Натягивая трусы, мальчик пробовал рассказать, кто сейчас приходил. Но папа отнесся безразлично…
17.
– Ларис, Мишаня говорит, что иногда видит каких-то чудищ, – сказал Вадим, отец Миши как-то вечером. Они с супругой собирались ложиться спать. Она крутилась возле зеркала, мазала лицо каким-то вонючим кремом, а он лежал в трусах на расправленной постели.
– Чудищ? – спокойно переспросила Лариса, не оборачиваясь. – А что он сейчас читает?
– Затерянный мир Конана Дойла, а что?
– А то. Начитается всяких страшилок, вот и мерещится. Я говорила тебе, не советуй таких книг. И ты еще хотел купить телевизор. Представь, что тогда будет…
– Ну, Ларис… мы откладываем на телевизор уже два года, куда эти деньги теперь?
– Ха! Ну, ты сказал, куда… Да хоть куда! Денег никогда много не бывает. Купим стенку, или сделаем ремонт. А давай копить на автомобиль…
– Накопить-то можно, но ведь на очередь надо вставать, а это…
– Я тебе говорила, подтяни своего папочку, он «вовчик», и его поставят вне очереди, – повернулась Лариса с белым лицом гейши.