Калки

— Это было самой трудной частью работы, — промолвил Калки. — Мы знали, что мега-штамм Yersinia действует практически мгновенно. Но если разные люди поражаются им в разное время, всегда существует вероятность того, что у кого-то разовьется иммунитет. Поэтому моей главной проблемой стал способ, который мог бы заставить вирус дремать от твоей доставки до третьего апреля. Я решил ее, меняя интенсивность каждой дозы…

Джайлс объявил, что обед готов.

Калки сел во главе стола с Лакшми по правую руку и Джеральдиной по левую. Я села слева от Джеральдины. Джайлс — справа от Лакшми. Я разложила приборы именно так, а не иначе, потому что это были наши обычные места. Не только за столом, но и в вечности. Нама Шивайя.

Все согласились, что обед был великолепный. Я послушно жевала. Глотала. Не чувствуя вкуса. Но зато я пила шампанское. Очень много шампанского.

— И в итоге вы, моя дорогая Тедди, «Гаруда» и господствующие ветры сделали все наши мечты явью. — На глаза Джайлса навернулись слезы.

— Как? — Я снова перешла на односложные слова. Остальные меня не поняли. Пришлось развить мысль.

— Как мы сами остались живы?

Джеральдина повернулась к Джайлсу.

— Так она ничего не знает?

Джайлс покачал головой, как доктор Ашок или капризный ребенок. Его шея была слишком слабой, чтобы выдерживать тяжесть гипертрофированной Матерью-Природой коры головного мозга.

— Нет. Ради соображений безопасности нам пришлось некоторое время соблюдать молчание. Но сейчас, дорогая Тедди, можно смело сказать, что каждый из нас обладает полным иммунитетом к зловредной Yersinia.

— Нам всем ввели сыворотку. — Казалось, Джеральдина сердилась на Джайлса за то, что он ничего мне не сказал. — Сделали прививку.

Тут я очнулась.

— Мне не делали никакой прививки.

— Сделали, дорогая Тедди. В Новом Орлеане. Я сам. Вспомните. Вы очнулись в спальне «Джефферсон Армс», каменной башни Уотергейтского комплекса. Заметили синяк в локтевом сгибе. Спросили меня, что это. Я ответил, что ввел вам успокоительное. Так вот, это было не успокоительное, а ослабленный токсин Yersinia, что, как я должен признаться, едва не имело фатальных последствий. Два дня вам было очень плохо, и я боялся, что мы можем потерять вас. Это было бы ужасно. Но, к счастью, вы оправились… и теперь находитесь здесь, рядом с нами.

— Мы так рады! — В колеблющемся пламени свеч Лакшми более, чем обычно, была похожа на ожившую древнюю добрую богиню. Но когда она поздравила меня с тем, что я оказалась одной из пяти человек, оставшихся в живых на этой Земле, мне показалось, что я тону. Я слышала собственный голос, доносившийся из-под воды и спрашивавший, почему она так уверена, что никто другой не уцелел; и пыталась не слышать (но все же слышала) ответ.

— Мы почти уверены. — Голова Джайлса перестала мерзко покачиваться. — Но в данном случае этого недостаточно. Чтобы увериться окончательно, я каждый день хожу на главную студию Эн-би-си в Рокфеллер-центр. Проверяю весь мир на наличие радиосигналов. До сегодняшнего дня их не было. Впервые со времен Маркони ни один из четырех ветров не несет ни одного человеческого послания.

— Как быстро, — пробормотала Лакшми, глядя на Калки, — начался Золотой Век…

— И как быстро, — подхватила Джеральдина, — кончился век Кали.

— Я мечтаю, — сказал Калки, глядя мне в глаза. — Мечтаю о новом мире, в котором мы будем единственными людьми.

— Пока, — добавила Лакшми.

Думаю, после этого я погрузилась на дно. Во всяком случае, других воспоминаний об этом вечере у меня не осталось.

2

Прошлый июль в Нью-Йорке выдался удивительно погожим. Это к добру, по привычке думала я. Не было ни одной магнитной бури. Казалось, что все климатические аномалии последнего десятилетия прекратились. Неужели угроза наступления ледникового или «парникового» периода отступила после того, как продукты человеческой деятельности перестали отравлять атмосферу? Прошло слишком мало времени, чтобы утверждать это. Но теперь небо было ярким, а погода во всем северном полушарии явно менялась к лучшему. К лучшему для кого? Трудный вопрос. Я начала изучать метеорологию.

В июне и июле я учила Джеральдину и Джайлса премудростям управления «DC-10». Хотя они схватывали быстро, при мысли о том, что придется лететь вокруг света с двумя непрофессионалами, мне становилось неуютно. Но я не принимала в расчет, что отсутствие воздушного движения сильно упрощает взлет и посадку. По вполне понятным причинам я взлетала и садилась только днем. Большую часть времени я веду самолет вручную. С картой на коленях. Так летала Амелия.

Странная вещь: заходя на посадку, я все еще включала радио и ждала инструкций. Но те не поступали.

В аэропорт нас вез Калки. К тому времени мы привыкли к застрявшим машинам и кучам тряпья, содержавшим то, что мы нейтрально называли «останками». На третий месяц останки больше не разлагались; начинали показываться белые кости. Я поняла, что… слово, о Вейс!.. воспринимаю кости лучше, чем плоть, покинутую духом. Но человек может привыкнуть ко всему. Даже к ужасу темной ночи и молчанию.