Каллиграфия (СИ)

На самом деле аппетит у него пропал гораздо раньше, когда он, бахвальства ради, расстелил спальный мешок на голой земле. Ночью его донимали насекомые, пугал писк каких-то тварей, тогда как Джулия и Джейн, не говоря уже о Люси и человеке-в-черном, видели десятый сон в теплом и уютном внедорожнике. Пробормотав что-то вроде «не так я представлял себе каникулы в Греции», Франческо рывком расстегнул спальник и, грузно ступая, направился к обрыву. К тому времени солнце только-только подобралось к горизонту, робко выглядывая за кромку неба, и Росси сумел отыскать более или менее пологий спуск. Освежиться, смыть с себя усталость — вот, о чем он мечтал, когда, съезжая по крошащемуся камню, ненароком порвал ботинок об острый выступ.

… Джейн с завидным усердием расправлялась со взбитыми сливками, чтобы уплести затем бисквиты, которые Франческо не удостоил и взглядом. Зачем привезли их в эту глухую, неказистую деревеньку? Единственно ради утеса Вечности, обещанного сегодня пополудни? Цветы на балкончиках белых двухэтажных домов, словно некая претензия на роскошь; бездвижная морская гладь — лужа лужей; придорожный мусор, вездесущие кошки; концерты — жалкая пародия на культурность. Как угнетало его всё это! Какая-то всеобщая вялость, оторванность от пульсации большого города… На вилле Актеона, по сравнению с деревушкой близ Ретимно, было и то больше жизни! Здесь же, стоило поднять глаза от побитой уличной брусчатки, как взгляд упирался в гряду затянутых дымкой гор, а бесприютные холмы неизменно ассоциировались у Франческо с пустошами старой Англии, где Шерлок Холмс вел охоту на собаку Баскервилей.

Джулия видела иное. Она видела игру солнечных бликов на зеркальном полотне залива, величие в простоте людей и свободу, которой дышало всё вокруг. Холмы манили ее, призрачные горы сулили отдохновение и покой, а разбитые вблизи построек садики необыкновенно умиляли, напоминая ей о детстве, о спелой землянике и теплых маминых руках с запахом смородины…

«Хотела бы я жить так же беззаботно, как живут эти крестьяне, — думала она, поднося ко рту бокал пузырящегося шампанского. — Или бродить по свету, как бродят цыгане, с песнями и танцами. Или сделаться вольным поэтом, гулять по освещенным фонарями улицам, декламировать и строчить, строчить в своем блокноте. А то, может, и вовсе поселиться в лесу, вставать рано-рано по утрам и, в прохладе, под зелеными кронами, воздевать руки к лучезарному солнцу…»

Ей вдруг стало до такой степени тоскливо и неуютно, что, отставив бокал, она выбежала из кафе, преследуемая вечно проницательным взглядом Кристиана; выбежала на свежий воздух, под деревянные вывески, откуда виднелся бриллиантовый краешек моря. Она яростно пыталась совладать со своими чувствами, но слезы душили ее, а свечение, идущее из глубин ее существа, не на шутку встревожило судачивших напротив старушек.

Случались периоды, когда она рвалась ввысь, когда мечтала улететь, умчаться в необозримые дали, и именно такой период наступил для нее сейчас. Эта деревушка пробудила в ней воспоминания, заставив время словно бы идти вспять. Стрелки часов наматывали круги в обратном направлении, когда Джулия стояла там, у входа в кафе, и жадно впитывала глазами бирюзовое небо. Она запретила себе плакать и, стиснув зубы, с трудом уняла свечение. Болезненный приступ был побежден. Медленно, сдерживаясь, чтобы не пуститься бегом, она проследовала узкой улочкой к забору, за которым кончалось поселение и развертывалась удивительная панорама. Вода цвета берлинской лазури с отраженными в ней лучами, казалось, была средоточием славы земной и небесной, а птичьи перепевы — хвалой творцу и гимном жизни. Освежающий бриз дул в лицо, расслабляя затвердевшие мышцы и разглаживая черты.

Ей значительно полегчало, и теперь она размышляла уже об этой незапланированной, спонтанной поездке, которая должна была якобы помочь страдалице Джейн вернуться в прежнее русло. Безусловно, причина веская, однако срываться с места вот так, без предупреждения, Джулия считала нелогичным и полагала, что для столь рискованного предприятия должны иметься более серьезные основания. Без провианта, без проработанного маршрута, они тронулись в путь, отдавшись на волю случая. Задавать вопросы не имело смысла: Люси уходила от темы, Кристиан ссылался на свою прихотливость, хотя подобного за ним не водилось вовек. Сплошь утайки да недомолвки. Конечно, студентов уверяли, будто поездка им же во благо, что нужно развеяться, разнообразить их пребывание на Крите. Но зачем, в таком случае, тащиться за сотню километров, да еще и петлять при этом, уходя от надуманной погони? Зачем снимать домик в деревне, не оговорив сроки? Почему им запретили заводить знакомства с местными жителями?