Каллокаин

Странные слухи расползались по полицейскому управлению. Точно никто ничего не знал, никто не мог поручиться за свои слова, но, встречаясь в коридорах или на лестницах, люди, если поблизости никого не было, шептали друг другу: «Вы слышали, сам министр полиции Туарег арестован… Нет, это только слухи… За антиимперский склад характера… Тсс!..»

Думал об этом Каррек? Он так близок с Туарегом и так добивался введения нового закона. Знал он об этих слухах? Может быть, как раз он?.. Мне совершенно некогда раздумывать над этим, времени и так не хватало.

За обедом я больше не избегал взгляда Риссена. Догадывался он о чем-нибудь или нет, участь его уже решена, у меня даже возникло ощущение, что передо мной не живой человек из плоти и крови, а некий мираж. Он сидел за столом и весьма громко сморкался в носовой платок, но мне казалось, что это какое-то видение, что передо мной сравнительно безобидное зеркальное отражение неправильного и дурного принципа, который я все еще пытался понять. Как будто я размахнулся для удара и тут же осознал, что мгновение спустя моя рука коснется лишь зеркального отражения. Но я еще пытался убедить себя, что мне все равно.

Ощущение реальности пришло только по дороге домой. У меня вдруг отяжелели ноги, когда я подумал, что вот сейчас увижу Линду. Сегодня свободный вечер, и скоро мы окажемся вдвоем, с глазу на глаз. Я не представлял, как смогу вынести это.

И вот этот час наступил. Должно быть, она ждала его, потому что на сей раз она сама составила вместе стулья и включила радио, но никто из нас его не слушал.

Мы долго сидели, не говоря ни слова. Я украдкой поглядывал на ее лицо: что скрывалось за его неподвижностью? Она молчала. А что, если я ошибся и мои вчерашние опасения были справедливы?

– Ты написала на меня донос? – глупо спросил я наконец.

Она отрицательно покачала головой.

– Но собираешься написать?

– Нет, Лео, нет.

И она снова замолчала, а я не знал, что еще спросить. Мне было страшно тяжело. Я закрыл глаза и откинулся на стуле, покорно отдавшись во власть неизбежного. Мне вспомнился один из наших подследственных – молодой человек, от которого мы узнали о тайных собраниях секты умалишенных. Он говорил, что в молчании заключено нечто пугающее, и тот, кто молчит, чувствует себя до ужаса беззащитным. Только теперь я понял его.

– Я хочу поговорить с тобой, – наконец сказала Линда с трудом. – Мне многое нужно сказать. Ты должен выслушать. Хочешь?

– Да, – сказал я. – Линда, я сделал тебе больно.

Она вымученно улыбнулась:

– Ты открыл меня силой, как консервную банку. Но это неважно. Потом я поняла, что или умру со стыда, или расскажу тебе все. Рассказывать? Хочешь еще послушать меня, Лео?

Я не ответил. И сейчас не могу объяснить, что происходило тогда во мне, потому что я весь обратился в слух. Такое ощущение, словно до сих пор я никогда в своей жизни никого по-настоящему не слушал. Просто мои уши делали свое дело, память механически регистрировала все происходящее, но мои мысли были где-то в другом месте. А сейчас для меня исчезло все на свете и осталось лишь то, о чем она говорила.