Калужский вариант

— Значит, нужно сначала инженеров разбудить. В их работе будет много перемен, не загорятся — жди тихого саботажа, это страшно. Худо ли бедно, но сейчас ему все понятно, накатано. А надо вроде бы куда-то из насиженной квартиры срываться. Хватай вещи, пакуй, грузи на горб, тащи — а куда? Там, говорят, видно будет, в пути подберем тебе квартиру еще лучше. Он не верит, не хочет паковаться. Как его заставить поверить? А рабочие? Ты думаешь, рабочие все, как один, сомкнутыми рядами «за»? Ошибаешься, дорогой. С высокими разрядами, те, что выгодную работу подгребают, зарплату держат, с мастером язык находят, — эти не очень-то разбежались! На индивидуальной сдельщине такой может заработать больше. Бесспорно. И как его уговорить в «колхоз»? В бригаде он, если возьмется, мальцов подучит, все скопом налягут, и на круг выйдет не меньше — можно так объяснять. Наверное, это правильно. Но для него еще не факт, он тебе на слово должен поверить. Надо ходить и убеждать. И не врать, что он ничего не потеряет поначалу. Не врать! Соврешь — все рухнет к чертям, дискредитируешь себя в глазах рабочих, ни в чем больше не поверят. Не врать! Вначале он потеряет. Да и не в нем одном дело. Многие боятся: сейчас, они знают, заработок зависит от тебя самого, а будет зависеть от товарищей по бригаде. Страх, барьер психологический: как деньги делить, будет ли по совести, по справедливости?.. Надо ребят найти пошустрее, молодых, умелых, распалить их, двинуть в бригадиры в обход, может быть, «королям» некоронованным, власть им дать, чтобы вкус почувствовали. Права бригады строжайше соблюдать — это самая суть, советы бригадиров организовывать, и тоже не бесправные... да, хорошо, я признаю, но не просто. На сборке мы делали, там проще. А вот шаг следующий...

Кого убеждал он? Меня? Вряд ли. Своих «стеной стоящих» цеховых начальников и мастеров? Или все еще самого себя?

Прощались поздно. У меня самолет был в ноль с минутами. В дверях постояли, помялись, ощущая недосказанность. Когда-то я написал о нем очерк, тогда молодом, остро мыслящем начальнике цеха, перспективном, как говорил его директор, давно вышедший на пенсию. С тех пор не потерялись, встречаемся, если доводится ему быть в Москве или мне на Волге. Седовласый, высокий, худой, сунул руку откуда-то со своего «чердака».

— Ну, будь здоров.

— Желаю успехов, лежачий камень!

Усмехнулся:

— Чтобы песок сыпался быстрее?

— Чтобы ручью дорогу не загораживал, — ответил в тон. — А то, смотри, побежит стороной...

Крикнул, перекинувшись через перила, когда я уже спустился на два марша: «Не отпущу этого дурачка, не волнуйся». Я понял: любит он своего максималиста, не отпустит. Ох как нужен ему сейчас, Ивану Михайловичу, этот отчаянный парень, больше чем когда бы то ни было! Но разгонять он не будет — тоже понял. На «революцию» Иван Михайлович не пойдет. Будет еще думать.

«Думал камень сто или тысячу лет, сколько прошло — он не знал».

С детства я слышал — под лежачий камень вода не течет, новости тут мне Иван Михайлович не открыл, но суть его притчи иная. Под камень-то не потечет, но и на месте не остановится, отыщет обходный путь, прожурчит мимо. Понял я твой намек, Иван Михайлович, понял: превратившись в камень, не надейся задержать поток!

После памятного этого разговора я почти сразу же уехал в Калугу, потом путешествовал в других местах, но сомнения Ивана Михайловича, как и притчи, рассказанные им, не выходили у меня из головы. До сих пор задумываюсь над ними. На работе ли, в пути, дома — вдруг поймаешь себя на мысли: а не раскачиваешься ли ты и сам на безжалостных качелях между жаждой самостоятельности и боязнью инициативы?

«Кто не рискует, тот не казак» — подбадривает давняя поговорка, но тотчас же возникает в памяти изречение сравнительно новое: «Инициатива наказуема».

...мах качелей...

«Смелость города берет!» — вроде бы готов к решительным действиям, но противно-услужливый голос уже нашептывает: «Не высовывайся».

...мах качелей...

«Кто хочет, тот добьется». — «Что, мне больше других надо?!»

...мах качелей...

В каждом из нас, наверное, будь то конструктор, писатель или директор, живет свой «внутренний редактор». «Проявишь инициативу, а тебе за это же по шее», — поучает он доброго и честного человека, фронтовика, бухгалтера из кинофильма «Белорусский вокзал».

Есть он, признаюсь, и у меня. Мы неразлучны. Он сопутствует мне в командировках, он рядом, когда я работаю. Я не сяду писать, не посоветовавшись с ним. Но если тема острая, если проблема сложная, он говорит мне: «Не наивничай, только неприятности наживешь, разве такое пройдет?» Однако я стал замечать: пророчества его все чаще не оправдываются. Кляну минуты, когда признавал его трезвые нашептывания и ничего, кроме заголовка, не выходило на листе, заправленном в мою пишущую машинку.

Ведомы ли и вам, читатель, эти сомнения?