Камасутра от Шивы

— Я позвоню, — говорил он на прощание и по-детски целовал ее в щеку.

День за днем она пыталась понять, что в Горе настораживало ее, казалось притворным. Но так и не поняла…

Глава 2

Подмосковный поселок Черный Лог

— Последний сон! — прошептал кто-то, и Глория открыла глаза.

Она лежала на своей кровати, в спальне с гобеленами. На одном из них царь в золотой короне встречал женщину в пышных одеждах, сопровождаемую свитой прислужниц. Соломон и царица Савская.

При взгляде на эту придворную сцену Глория каждый раз вспоминала одно и то же: ее собственную встречу с хозяином коттеджа, где она теперь живет[1]. Может, карлик Агафон и не был царем, но Глорию он называл царицей.

Перед смертью он написал для нее письмо, которое попросил сжечь. Она старалась забыть те неожиданные запоздалые признания, выведенные на бумаге рукой карлика. Они волновали ее, лишали покоя. Строчки всплывали в памяти как бы сами собой, когда она даже не думала о письме. Прав был Агафон: уничтоженное в физическом мире, письмо осталось только между ними. Где двое, там третий неуместен.

Но он был, этот третий. Он существовал во плоти, причем плоть его выглядела потрясающе. Сероглазого брюнета звали Роман Лавров. Ее бывший начальник охраны, а ныне частный детектив на вольных хлебах.

Глория спустила ноги на пол и ощутила мягкий ворс ковра. Она уже несколько лет вдова и вторично выходить замуж не собирается. Но любовь и брак — разные вещи.

Этой ночью ей опять приснилась бесконечная анфилада комнат с высокими потолками и окнами в сад. Она шла из двери в дверь, из арки в арку… и попала в аллею, обсаженную липами. Деревья были обсыпаны душистым желтым цветом. Глория держала в руке письмо…

«Не исключено, что Соломону была известна формула творения, — писал Агафон. — И царица Савская приезжала именно за ней. Не исключено, что она получила то, чего желала. Или не получила. И первое, и второе одинаково возможно…»

— Получила или не получила? — прошептала Глория.

Казалось, от ответа на этот вопрос зависит ее жизнь. Или смерть. «И то, и другое!» — сообразила она.

По цветущей липовой аллее ей навстречу шагала обнаженная девушка. Когда та приблизилась, стало заметно, что ее ноги не касаются земли. Девушка держала в руке жезл. Каким-то глубинным чутьем Глория ощутила, что видит саму себя, хотя они с девушкой совершенно не похожи. У той за плечами парили ангел и орел, а по бокам сопровождали бык и лев. Призрачные, едва заметные. А Глория — сама по себе.

Они остановились друг напротив друга и молчали. Глория догадалась, что ее длинный путь наконец-то подходит к концу. Это было странное и приятное ощущение.

В дверь постучали, и в спальню заглянул слуга.

— Завтракать подано, — важно сообщил он.

Глория прыснула со смеху. Когда-то она считала Санту искусственным человеком, созданным Агафоном при помощи каббалы[2]. Как она была глупа и наивна!

— Кто знает? — усмехнулся карлик. — Может, так и есть.

Он сидел в своем любимом креслице и болтал в воздухе короткими кривыми ножками. Античный бог с безобразным телом тролля. Никто, кроме Глории, не видел его.

— Мне больше не будет сниться дворец в заколдованном саду. Нынешней ночью я побывала там в последний раз.

— Да, — кивнул он. — Я же говорил, что вскоре ты все поймешь.

— Ничего себе, скоро…

Она быстренько привела себя в порядок, накинула халат и выпорхнула в коридор. Из кухни пахло кофе и булочками с корицей.

Санта с удовольствием потчевал свою прелестную хозяйку. Подсовывал то сливки, то масло, то смородиновый джем. С аппетитом уплетая булочки, Глория обронила:

— Не завести ли нам собаку?

— Это еще зачем? У нас уже есть Найда! Толку никакого, одно беспокойство. Корми ее, купай, расчесывай, а она днем дрыхнет, а ночью облаивает все, что шевелится. Как вы ее терпите?

Дворнягу по кличке Найда подобрал и привез в Черный Лог «телохранитель»: так Санта прозвал Лаврова, которого недолюбливал. Должно быть, поэтому великан всякий раз ворчал на собаку. Хотя на самом деле та пришлась ему по душе.

— Что это вы вдруг про собаку заговорили, Глория Артуровна? Мало нам Найды?

— Я подумала, сторож из нее никакой.

— А чем же я не сторож? — обиделся Санта. — У меня сон чуткий, лучше, чем у пограничного пса. Ей-богу! Что сторожить-то надо? К нам и так никто не полезет. Дурная слава лучше всяких замков. Вон, местные, за версту нас обходят. Никакими коврижками не заманишь.

Глория молча допила кофе и отодвинула чашку. Хмурый слуга принялся убирать посуду. Не понравился ему этот разговор. Ох, не понравился!

— Гостей, что ли, ждем? Уж не «телохранитель» ли пожалует?

— Он самый, — кивнула хозяйка.

— Что ж, на него собаку спустить не помешает. Не Найду, вестимо, а какого-нибудь добермана или ротвейлера. Я бы за милую душу…

После завтрака Глория отправилась в беседку читать, а Санта занялся обедом. Полистав, она отложила книгу, потому как в голову лезли навязчивые воспоминания. Казалось бы, ни с того ни с сего вспомнилась ее первая любовь, Павел Нефедов и свидание, которое он ей назначил… с того света.