Камбрийская сноровка

Ушла, оставив запах лука: вот чем гриву красит. Не торопилась. Не с ее чином. Ректор! В Большом Дворце только у одной дамы не императорской крови должность выше. Значит, здесь все–таки римские порядки, хоть и странные. Значит, с холма может явиться и сестра!

Так кто? Она или не она?

Сверху лишь шелест ветра… Сколько времени, сиятельная — так титулуется звание ректора — Анна так и не сказала. Может быть, уже поздно? Может быть сегодня хранительница правды, кто бы она ни была, промчалась другой дорогой? Хорошо бы… Можно будет вернуться в трактир. Там тепло, там надежда и отчаяние не будут разрывать сердце пополам. До вечера. А потом — снова? Вот Анастасия уже не знает, чего ждет, на что надеется и чего боится. Только широкая улица, только людей все больше, только…

ОНА!

Бежит не сверху, снизу: обратно в Башню. Ни с кем не спутать, ни со случайным прохожим, ни с чудищем из недавних кошмаров. Каждое движение стремительного бега словно кричит: «Я — Августина!» Сердце поет, и, словно не было всех уговоров: «Сначала посмотрим, потом разговаривать явимся. Нельзя же вот так, прямо на улице…» — младшая дочь императора Ираклия рванулась навстречу старшей сквозь напрасные окрики за спиной. Да она сама кричала — имя той, которую узнала.

Не остановилась, когда навстречу, вместо приветствия, хлестнуло заполошное, с захлестом за ветряки и валы:

— Не стрелять!

Тяжелый наконечник ударил по сланцевой плите, брызнули искры… верно, стрелок, выжав спуск, успел чуть отвернуть ручную баллисту. Второй болт пошел под ноги метнувшимся вслед аварам. Не видела! Пальцы вцепилась в плечи сестры, глаза впились в лицо — наглядеться!

Навстречу — плошки свинцовых глаз, стрелки треугольных ушей. Чудовище. Демоница из камбрийских сказок… Хочется кричать — но все силы ушли на последний рывок. Остались сведенные намертво пальцы, веки, которые невозможно зажмурить, потому что сквозь уродство проступают черты сестры. Ее высокий лоб, ее гордые скулы, и нос, и подбородок, и даже манера щуриться на яркий свет. Все перекручено, все изувечено, но все — ее.

Ни ужас, ни счастье, что боролись в груди, не добились победы — слились, стали одним чувством. Стали словами. Шепотом.

— Сестра, что же с тобой сделали…

Как только с губ слетело: «сестра», ужас ушел. Снова вместе! Прочее неважно. Анастасия плачет на родном плече, как мечтала долгие годы, и Августина–Ираклия хлюпает носом вместе с ней, обнимает, шепчет ласковое. Длинное ухо ворошит сестрины волосы, и в этом нет ничего странного или уродливого.

2

Двери распахиваются одна за другой, шуршит винт. Подъемная машина называется лифт. Послу в привычку, двоим, шагающим за спиной — нет. Изукрашенная броня, добрые мечи, кумач и золотое шитье плащей — ясные знаки положения. Один сед и могуч, а вечные проказливые морщинки вокруг глаз сегодня сменились треснутым льдом. Другой безус, но брови сдвинул к переносице, зубы стиснуты. Оба правы: ехали договариваться о подготовке визита Пенды, а придется каркать воронами. Дурные вести! Даже могильные. Что может их смягчить? Разве то, что принес их друг.

Насколько он друг бриттской богине, граф Окта Роксетерский ничуть не заблуждается. Дипломатия допускает дружеские чувства, но требует от честного человека — или божества — соблюдения интересов своего государства. Потому для него сперва Мерсия и Роксетер, для Немайн сначала Республика Глентуи и Камбрия. Дружба — потом, и поскольку не мешает.

Теперь — не мешает. Известие о гибели небольшого отряда на почтовой линии скреплено, как печатью, кровью врага. По недавно занятым землям бродят остатки разгромленных хвикке, что потеряли короля, урожай, землю, зачастую семьи, но не оружие и не способность убивать. Вот и ищут вдоль занятых бриттами и англами дорог пропитания и мести. Словно старые хроники вывернули страницы в зеркале: «и бритты бежали в лес, и мы на них охотились, как на диких зверей…» Так писали саксы, и совершенно не ожидали, что роли поменяются. Только банде дикарей не по силам разбить укрепление!

Почтовая станция была почти готова. Добротный бревенчатый дом выстроили квадратом — с прикрытым двором. Успели присыпать землей — по–норманнски, до самой крыши. Ни поджечь, ни развалить тараном. И все же он пылал… Ответом на вопрос: «кто?» застыла брошенная врагом катапульта. Окте уже приходилось встречать на поле боя латинскую мудрость, и что нужно делать, он знал. У дипломата всегда найдутся чернила, перо и пергамент. Немного времени — и готово плоское подобие. Вышло не слишком хорошо, но вдруг камбрийские ведьмы сумеют и по такому сглазить вражеские машины?