Камелии для Камиллы

Похищение твоей матери стало последней каплей, переполнившей чашу терпения Джамили. Она потребовала развода, и семейный совет удовлетворил ее просьбу. Поскольку у меня не было другой законной жены и родственников, которые занялись бы воспитанием детей, сыновья временно присоединились к другой семье. Я не задумывался над этим, потому что одна Мария занимала все мои мысли. Ее отказы только разжигали желание обладать ею. Ты знаешь печальный финал этой истории. Я не успел попросить прощения у твоей матери за ужасные поступки, продиктованные слепой страстью. Как я страдал от осознания того, что она никогда не полюбит меня! Когда родился ты, я воспрянул духом. Ты получил свое имя в честь несгибаемой твердости Марии. Как только я взял тебя на руки в первый раз, так сразу подумал — вот мой сын Кайс, рожденный женщиной с каменным сердцем. Под влиянием задетой гордости я пытался отомстить ей всеми возможными способами. Но в то же время ты сделал то, что мне никак не удавалось: соединил нас пусть невидимыми, но крепкими узами. Мария только под угрозой разлуки с тобой вышла за меня замуж.

Как ты знаешь, по нашим законам старшая жена должна быть одной веры с мужем, поэтому прежде я снова женился на Джамиле. Но мои отношения с обеими женами не складывались, они не любили меня. Я искал удовольствий на стороне, содержал небольшой гарем. Дети оставались единственной отрадой моей жизни. Исхан и Лабиб после пребывания в доме деда стали явно недолюбливать меня. Нет, их отношение оставалось почтительным, поведение смиренным, но семья Джамили стала для них важнее отцовской благосклонности. Только ты, Кайс, всегда с радостью бросался ко мне, когда я возвращался после длительного отсутствия. С каждым годом я находил в тебе все больше сходства с самим собой. Вместе с упорством матери ты унаследовал мою целеустремленность, сообразительность и самое важное — трепетное отношение к семье. Сын, я чувствовал твою поддержку в самые трудные минуты и никогда этого не забуду. Между нами вот уже два года стоит призрак Марии. Я могу сказать в свое оправдание лишь то, что мы оба ее любили, только моя любовь была разрушительной, а твоя — созидательной. Прости меня, если сможешь.

— Отец, мне нечего тебе прощать, — наконец заговорил Кайс. — По отношению ко мне ты не сделал ничего плохого. Но, думаю, моя мать смотрит сейчас с небес и тихо радуется. Она не смогла тебя изменить при жизни, ты просто не желал идти на уступки женщине. Но всегда нужно чем-то жертвовать. Я не задумываясь поступился своей гордостью и в ответ получил любовь. Но у меня перед глазами стояла ваша грустная история, а ты действовал вслепую.

— Возможно, если на то будет воля Аллаха, мы с Марией встретимся на небесах. Тогда я смогу наконец покаяться перед ней. Дни, которые ты провел в лихорадке, стали переломными для меня. Я не смею разрушать твое счастье, разлучая тебя с этой девушкой. Мне придется смириться, если ты захочешь уехать. Я и сам все чаще мечтаю убежать подальше, оставить дела, дом, деньги, цивилизацию, о которой когда-то грезил. Пустыня зовет меня голосами предков, голосом моей матери, отца, братьев и сестер, с которыми не суждено более встретиться. Я не понимал прелести той жизни, ее плавности, неспешности, гармонии. Дубай совсем другой. Я устал от постоянной борьбы, от нечестных методов ведения бизнеса, устал обманывать, врать, чтобы заработать лишнюю купюру. Теперь настал ваш черед, действуйте. Делайте что хотите.

Взгляд Омрана горел диким огнем, убедившим сына в твердости намерений отца. И все же Кайс предпринял попытку отговорить его:

— Зачем тебе прятаться от мира? Ты можешь просто отойти от дел и увидеть другую жизнь, посетить разные страны, купить дом в красивом месте. Поедем со мной в Лондон! Ты будешь жить рядом со мной.

— Нет, моя родина здесь. Здесь я хочу умереть, остаться навечно в земле, по которой ходил долгие годы. А ты поезжай. Но не забывай помогать братьям в делах.

— Они без меня разберутся. Оставь им бизнес, отец. У Исхана и Лабиба есть качества, необходимые для зарабатывания денег. К тому же их в отличие от тебя не мучают угрызения совести.

— Как хочешь. Ты волен сам выбирать дорогу, которой пойдешь. Но у меня будет одна маленькая просьба, сущий пустяк. Надеюсь, ты не откажешь старику и постараешься навещать меня хоть раз в год.

— Отец, я обещаю прилетать в Эмираты каждый месяц. Но неужели ты действительно намерен отгородиться от всех, стать затворником и не изменишь своего решения?

— Да, Кайс. Я уже представляю, как стою среди океана песка, смотрю на заходящее солнце, на переливающийся в его лучах воздух, на чистое небо. Моя душа от одних этих мыслей наполняется умиротворением. Ты помог отыскать мне верный путь. Я воспитал замечательного сына — великодушного, справедливого, честного.

Омран умолк, совершенно обессилевший от длительной беседы. Кайс поднялся с кровати и молча обнял старика. Тишину, воцарившуюся в палате, нарушила медсестра. Она вошла и, увидев больного, строго сказала:

— Вы должны немедленно лечь! Я сейчас позову врача.