Камелот. Осколки легенд

— Погоди-погоди, — остановил ее Ричард. — Ты говоришь слишком много того, что без подробного пояснения не укладывается у меня в голове. Сначала сны, потом воспоминания, а теперь сказки и легенды. — Он недоверчиво взглянул на мать.

— Думаю, нам надо продолжить этот разговор немного позже. Боюсь, я не слишком сведуща в таких вещах. Пусть лучше тебе этот сон разъяснит…

— Не слишком сведуща в толковании сна? — Ричард был обескуражен таким поворотом разговора с матерью, словно он попросил о том, о чем не стоило просить.

— Тебе лучше спросить отца, я уже не вправе говорить с тобой об этом. — Леди Тесса поднялась из-за стола, давая сыну понять, что разговор окончен.

— Но это глупо! — Ричард тоже поднялся. — Ты прекрасно знаешь, что отец уже плохо дружит с действительностью, а уж чтобы рассказать о происходившем четверть века назад…

— Я ослышалась или мой сын только что обвинил меня в глупости? — Черты лица королевы заострились, а губы превратились в две тонкие линии. — И не смей так говорить об отце!

— Прости, мама, но король давно уже не разговаривал с нами, и я…

— Вот и поговори с ним наконец, — отчеканила королева и удалилась из обеденной залы, громко стуча каблуками по каменному полу.

* * *

Ричард стоял на самой вершине Зеленого холма, откуда открывался потрясающий вид на земли королевства. Он часто проводил здесь время в одиночестве, когда боролся со своим плохим настроением. Боясь выплеснуть его на окружающих, он садился на коня и надолго уезжал из замка, чтобы безжалостно избавиться от мрачных дум, как от сора.

В этой «расправе» ему очень помогали красоты, открывающиеся с холма. Эти любимые с детства пейзажи своей первозданной прелестью разжигали в душе такой приятный добрый огонь, что в нем сгорали любые тяжелые мысли.

Внизу простиралась плодородная долина, покрытая разноцветными лоскутами всходов и плодовыми деревьями. Они цвели в этом году столь буйно, что неповторимый медовый аромат доносился до лица Ричарда вместе с теплым весенним ветром.

Принц любовался радужной водяной пылью, висящей над новой системой орошения, которую по его приказу разработал королевский инженер Томас Бартол.

Случайная мысль об этом безобидном чудаке непонятного роду-племени не могла не вызвать у Ричарда доброй улыбки. Принц искренне восхищался его работоспособностью и мастерством рассказчика.

Инженер мог часами рассказывать об иных мирах, в которых якобы побывал. Принц слушал с упоением, тем не менее, не без иронии отмечая, как тот, иногда повторяясь, все сильнее приукрашает старые истории. Мало того, Томас постоянно очень смешно путался в том, когда происходили его героические похождения — то ли в прошлом, то ли в будущем, но явно не в настоящем!

Ричард всегда был предельно учтивым и не пытался уличить своего друга в обмане и выдумках, хотя уже с раннего возраста научился отличать реальные вещи от вымысла. И это стоило того, чтобы лишний раз послушать о странных мирах, где все было совершенно иначе, нежели в том мире, в котором жили Виздомы. Людей, по словам Томаса, там было раз в пять меньше, чем странных машин, и вместо чистого, разбавленного запахами трав воздуха люди дышали ядовитыми газами, которые эти же самые машины и испускали. Еда там была похожа на однородную массу, хотя и разная на вкус, она не портилась годами, но даже самая голодная в мире муха ни за что не притронулась бы к ней.

Все вокруг считали бедолагу Томаса сумасшедшим, кроме Ричарда, который с интересом слушал бредни ученого.

С самой юности он проводил много времени в каморке Бартола, рассматривая чертежи, покрывавшие сизые облезлые стены его жилища. Тот же, в свою очередь, приветствовал компанию юного принца, который скрашивал его одиночество и был благодарным слушателем.

Ричард мог часами рассматривать чертежи диковинных механизмов, напоминавшие ему лабиринты, ведущие к кладам или чудовищам, которых необходимо победить.

Те же чертежи, которые Томас считал неважными, он стелил на обеденный стол вместо скатерти и во время простой, без изысков, трапезы частенько блуждал глазами по «отработанному материалу», механически пережевывая хлеб или сыр, по двадцать три раза каждый кусочек, и запивая вином.

Иногда он вдруг останавливал взгляд на каком-то месте засаленного чертежа и начинал шарить рукой в поисках очков и сточенного под ноль карандаша. Нацепив очки, он принимался судорожно дочерчивать что-то, прикусив от восторга язык. Потом аккуратно отрывал ценный кусок бумаги с новым, доработанным, гениальным изобретением и откладывал в сторону, к тем идеям, которые планировал воплотить в жизнь в первую очередь.

Принца радовало, что иногда из такого «бреда» рождались вполне реальные полезные вещи, как тот механизм, что доносил сейчас живительную влагу от реки прямо на поля.

Ричард смотрел, как на чистое небо начинают выползать мелкие барашки облачков. И вдруг блуждающий взгляд принца остановился, впившись в горизонт.

— Не может быть… — тихо проговорил он.