Камень

- Кто же продырявил твою душу, Сережа?

- Шерше ля ви.

Она смотрела на него, притушив необидную улыбку.

- Я хотел сказать, се ля фам.

Он хотел сказать по-французски "ищи женщину". Но два стакана крепкого вина, принятые им впервые, так соединили "шерше ля фам" и "се ля ви", что расцепить их он никак не мог.

- Я пришел поговорить о любви, - решился он.

- А ты ее... знал?

- Подозреваешь меня?

- В чем, Сережа?

- В молокососности.

- Я только спросила.

И ему захотелось быть мужественным; ему захотелось походить на тех широкоплечих и раскованных парней, которые не мучались проблемами любви, а решали их скоро и практически.

- Любовь - это секс.

Она беспомощно вскинула руку и попробовала смахнуть тень со лба.

- Поэтому любовь есть материальная потребность человека, как пища и жилье, - ринулся он углублять вопрос.

- Сережа, любовь идеальна.

- Но она вытекает из секса.

- Тогда цена ей грош в базарный день, Сережа.

Последние слова как-то отрезвили его. Он вдруг увидел обиженный излом всегда веселых и крепких ее губ, увидел карие глаза, забранные отчужденной дымкой, и воспринял ее терпеливый тон, каким говорят с детьми и пьяными. Да он же обидел ее, дурень...

- Я найду алмаз и подарю тебе, - клятвенно выпалил Рябинин.

- Большой? - Маша несмело улыбнулась, отстраняя обиду.

- В пятьдесят каратов, - такой вес счел он достойным ее.

- Сережа, английской принцессе подарили розовый алмаз в пятьдесят четыре карата.

- Тогда я найду в пятьдесят пять, - и ему захотелось добавить "только не розовый", ибо этот цвет вызвал в нем вдруг легкое отвращение.

- Сережа, императрице Елизавете Петровне русское купечество преподнесло на золотом блюде бриллиант в пятьдесят шесть каратов.

- А я найду в шестьдесят.

- Сережа, граф Орлов преподнес Екатерине Второй бриллиант в сто девяносто пять каратов.

- А я в двести.

- Сережа, английской королеве подарили бриллиант "Великий Могол" в двести семьдесят девять каратов, который англичане похитили в Индии.

- А я найду в триста!

- Сережа, но ведь я не английская королева.

- Ты лучше! - крикнул Рябинин, видимо, на весь лагерь, и выскочил из палатки, чтобы бродить всю ночь по окрестным сопкам и размышлять, объяснился ли он в любви или нет...

Жанна посмотрела на часики и тревожно сдвинула брови... Он удивился ему бы надо следить за временем. Она подняла взгляд, в котором Рябинин усмотрел нетерпение. Тогда в его мозгу как-то сомкнулись разрозненные факты - неожиданность ее прихода, претензия на родственность, ждущий взгляд... Нет, она пришла не о муже рассказать и не о любви поговорить.

- Жанна, у вас ко мне дело?

Она встрепенулась, прикрыв улыбкой выдавшую ее суету.

- Сергей Георгиевич, мне нужен юридический совет...

- Вероятно, по поводу мужа?

- Нет-нет. Вернее, не мне, а моей подруге.

- Ну, если она человек достойный, - улыбнулся Рябинин, еще не поняв этого внезапного перехода к подруге.

- А недостойному не поможете? - улыбнулась она какой-то приклеенной улыбкой.

- Помогать хочется людям хорошим. Если она грымза и мещанка...

Улыбка отклеилась, словно Жанна ее сбросила удивленными губами.

- Не понимаю вашего жаргона, Сергей Георгиевич.

- Грымзу-то?

- Нет, мещанку, Вы уже несколько раз употребили это слово.

- А вам оно непонятно?

- Это слово из лексикона девятнадцатого века.

- Мещанство-то живо и в нашем веке.

- Ах да: отдельные квартиры, полированные гарнитуры и личные автомобили.

Жанна заговорщически понизила голос, а улыбка, как ему казалось, отклеенно повисла на незримых ниточках внизу, у подбородка. Теперь Рябинин знал, что пришла она по делу и что он ей нужен. Не за разговорами пришла. И все-таки она срывалась, вступая в ненужную ей перепалку, - так велико было неприятие рябининских взглядов.

- Вы забыли дачи, - подсказал он.

- Тогда, Сергей Георгиевич, все мещане.

- За всех не расписывайтесь.

- Ну, кроме вас.

- И вас, - улыбнулся он.

- Я всю жизнь мечтаю о бежевом автомобиле, сиреневой даче и белой яхте. Мещанка, да?

- Ага, - не моргнул он глазом.

- Потому что хочу жить хорошо?

- Потому что мечтаете о вещах.

- А о них и помечтать нельзя?

- Мечтают о любви, о счастье... А о шмутках...

- Сергей Георгиевич, да вы протрите... - она споткнулась, но Рябинин знал, что ему надо протереть. - Да вы откройте газету! Планы, совещания, постановления, заседания Совета Министров - и все про вещи для людей. Я и сама работаю над бытовыми холодильниками.

- Дело ведь не в вещах. Мещанин ценит материальное выше духовного.

- Сергей Георгиевич, разве вы не знаете, что материальное первично, а духовное вторично?

Она спросила без иронии, серьезно, словно уличила его в неграмотности. И Рябинин опять начал злиться, узнавая в ней подосланную представительницу вселикого мещанского клана; и сразу поверил ей, что она бесповоротная мещанка, будто до этого еще сомневался, - только они умели приспособить любую философию для кухонных нужд, как привинтить колесо к своей машине или приколотить доску к своей даче.

Рябинин вскочил, чтобы сжечь ненужную злость хоть в каком-то движении. И повернулся к окну, к морозной зиме...