На другой день, рано утром, я опять была здесь. Я решилась отнестись совершенно хладнокровно к своим переживаниям. Осмотрев улицы, я сначала пошла по одной из тех, которая была ближе к церкви, — это было не то. Я вернулась на перекресток и пошла по той улице, которая влекла меня вчера, и невольно стала смотреть вправо и через несколько домов я увидела «дом своего сна». Печальный стоял он с закрытыми глазами (там еще спали и ставни изнутри были закрыты). Старое, знакомое чувство страха и тоски охватило меня при виде наяву «моего дома». Если б я вошла в него, что бы я почувствовала, проходя по коридору! Полукруглые старинные ворота были открыты, я пошла туда, — налево знакомая галерея, прямо напротив старинный приземистый домик-сторожка; жутко глядит он на меня своими темными окошечками. Направо, в углу дома дверь, ее загораживает толстая кухарка и вопросительно смотрит на меня и мне делается больно, что я не могу подняться по лестнице и войти в дом. «Извините меня, — говорю я, — я иностранка, — как называется эта улица?». — Она отвечает, я благодарю и ухожу, чувствуя лихорадочную дрожь и пошатываясь от волнения. Иду по переулкам, узнавая их и некоторые дома, вижу старую башню, — как жаль, что стена уничтожена и что так много новых зданий, — представляю себе ясно и ярко, как здесь было «тогда», но чувствую себя теперь привидением. Несколько времени походила я по ближайшим от «моего» дома улицам и вышла на площадь около Матиаскирхе[15]
. На углах ее были старые дома, в одном из них была молочная лавка и во 2-м этаже выступал балкон-фонарь с остроконечной крышей. Я пошла туда и спросила стакан молока. «Это очень старый дом, не правда ли?» — сказала я молодой продавщице. «О да, сударыня, ему более шестисот лет». — «А церковь?» — «Церковь еще гораздо, гораздо старше», — ответила она, отрезая кусок сыра для солдата. «Здесь, под этими самыми сводами, — вспоминала я, оглядывая их, —Покинув Будапешт, мы ехали по железной дороге. В моем купе сидела дама и мальчик лет 11-ти, ученик школы Будапешта. Я начала его расспрашивать об этом городе и о старой Матиаскирхе и он рассказал мне, к сожалению, не припоминая года, но говоря, «очень, очень давно, более 800 лет тому назад», на Будапешт напали турки; жители тогда замуровали мадонну, которая была в старой часовне, в стену, чтобы она не досталась туркам, и потом люди долго думали, что она пропала, но однажды упали кирпичи и мадонна появилась. Тогда я вспомнила свои чувства в старой часовне, — там все мне было знакомо, кроме мадонны, значит, «тогда» она была скрыта в стене. Домой в Россию мы возвращались морем и заехали в Константинополь. Там я видела окна с мелким переплетом, те самые, которые наводят на меня до сих пор страх. Турки и арабы близки сердцу моему, хотя и они тоже наводят на меня, вместе с чувством близости, чувство страха и жить в Константинополе я бы не хотела.
Все, что я описываю, волнует меня теперь так же сильно, как и в Будапеште;
КРОВАВЫЙ КОСТЕР
(
Из ничего какою-то Неведомой Силой, Великой Сущностью всего существующего зародилась материя, словно по волшебному мановению появилась жизнь. Появилось созидание и разрушение. Это были самые мрачные дни в бесконечных звеньях времени, когда темное разрушающее начало пустило свои ростки, когда оно охватило космос в своем тягучем опьянении…