Камень астерикс

— О, праведный, которому открыты все пути! Узнай, долго ли еще буду я ждать свободу. Ты видишь иссохшее тело мое и мое великое рвение. Узнай, скоро ли я приобщусь к бессмертным, освобожденный от страстей жизни.

Нарада ответил человеку, тело которого иссохло, как колос после летнего зноя:

— Хорошо, я узнаю.

И пошел дальше, а трудолюбивые муравьи воздвигали гнездо свое у колен погруженного в созерцание.

Миновал Нарада великий лес. Миновал и остановился на окраине круглой поляны, свободной от травы и твердой, как ток, на котором тяжелые буйволы вытаптывают из колосьев полновесные зерна.

И другого человека увидал на этой поляне Нарада, чистый, возвышенный и блаженный. Человек этот пел и плясал, восхваляя бессмертных в простоте цветущей души, и подошвами ног своих выровнял поляну, похожую на хлебный ток.

Закричал громко этот человек, когда приблизился Нарада:

— Остановись ты, путник с кроткими глазами и мудрой душой! Остановись! Куда ты идешь?

Праведный Нарада ответил, как и первому:

— Я иду на небо.

Человек воскликнул:

— Благословен путь твой, ведущий к бессмертным. Спроси и узнай, когда я буду свободен? Спроси и узнай, когда я выйду из колеса.

И Нарада ответил:

— Хорошо, я узнаю.

Слабы уста мои, о возлюбленный сын мой, и нет речений на языке моем, чтобы я мог изобразить тебе все пути Нарады, чистого, возвышенного и блаженного. И потому скажу я тебе так: он был на небе и, насладившись, возвращался обратно.

Возвращаясь, увидел он отшельника, стоявшего под деревом, ноги которого были скрыты в гнезде трудолюбивых муравьев. Человек этот поднял отяжелевшие веки, когда приблизился праведный, и, взглянув на него, с надеждою спросил, — и голос его шуршал, как сброшенная кожа змеи:

— Привет идущему по путям вечности! Узнал ли ты, сколько времени должен я страдать?

Ответил Нарада мудрый и добрый:

— Да, я узнал это. Ум твои воспитан созерцанием и тело твое свободно от страстей, затемняющих лик вечного. Итак, приготовься услышать. Еще четыре раза ты родишься, и четыре раза ты пройдешь по долине плача и страданий, которую называют жизнью, — и четыре раза умрешь. И только после четырех воплощений получишь ты совершенную свободу.

Человек заплакал и слезы, которые могли бы растопить вечные льды гор, потекли неудержимо по его иссохшим щекам. Он плакал и прошептал голосом, похожим на ночной шелест листьев:

— Так долго еще я должен ждать освобождения!

Нарада, просветленный обращением с бессмертными, пошел дальше и дошел до поляны, похожей на хлебный ток, чисто прибранный перед молотьбой. На этой поляне нашел он другого отшельника, — и остановился, ожидая вопроса.

Человек спросил, радуясь и прославляя дыхание Брамы:

— Был ли ты на небе, о, праведный? Узнал ли ты, как долго должен я еще ждать?

Праведный ответил:

— Да, я был. Да, я узнал. Приготовься услышать. Видишь ли ты это тамариндовое дерево, которое своими могучими ветвями покрыло всю поляну и зелень которого подобна изумруду, омытому в морской пене? Сколько листьев на этом дереве, столько раз ты родишься и столько раз пройдешь по пути жизни, и столько раз твое бренное тело познает смерть. И только после всех этих воплощений познаешь ты совершенную свободу!

Человек взглянул на тамариндовое дерево, раскинувшее над ним свой покров — и поблагодарил праведного вестника и воскликнул:

— Как милостивы боги! Так скоро, так скоро получу я свободу!

Так он воскликнул, и пел, и плясал, восхваляя бессмертных. Но голос, не принадлежащий тлению и пыли, запечатлевшийся на скрижалях неба, возвестил человеку:

— Дитя мое, ты будешь свободен теперь же.

Человек пал ниц, и вошел в обитель свободы, и бренное тело его рассыпалось в прах.

Нарада, чистый, пошел своим путем, размышляя о вечности.

Вот что я знаю из записанного мудрыми о путешествии Нарады, возлюбленный сын мой. Слушай и поднимайся по ступеням познания.

Hyacinthus ЖИЗНЬ ИЛИ СОН?

Как-то, проходя но одной из бойких улиц Петербурга, я нечаянно обратил внимание на только что открывшуюся антикварную лавочку. Более по привычке, чем по необходимости, я вошел в темноватое помещение, сплошь наполненное всякой всячиной, и стал рассматривать все, что попадалось на глаза. Пробыв в лавке почти четверть часа, я собирался было уходить, как молодой рыжий приказчик сказал мне:

— А не подойдет ли вам вот эта фигурка? дешево продам.

И он стал проворно разворачивать красную шелковую тряпку, в которую была завернута какая-то небольшая черная деревянная коробка.

Я открыл ее и с изумлением увидел в ней маленькую статуэтку из бронзы, изображающую сидящего Будду. На дне ящика лежали четыре свечи темно-коричневого цвета.

— Это мы купили после смерти одного китайца, — объяснял мне торговец.

Мне почему-то захотелось иметь этого божка, и я, сторговавшись, забрал ящичек и унес его домой.