Камень без меча

Только сейчас Кукушкин понял: чем-то ему этот нелюбитель рыцарей напоминает Емелю на печи – вихры торчат, губы оттопырены, на носу веснушки.

– Сам-то кто? – невежливо отозвался Санчо.

– Школьный.

– Школьный кто?

– Никто! Это не прилагательное, а существительное. Как «домовой».

– Ты школьный домовой?

– А ты, что ли, тупой? – грубо срифмовал тот, кому Санчо, видимо, был обязан жизнью. А, может, заодно и рыцарством по иронии судьбы, ведь иначе мертвяк завладел бы его мечом, как пить дать. – Домовые, они при домах. А я – при школе.

Кукушкин решил не спорить, хотя бы из проснувшегося чувства благодарности.

– Меня Санчо зовут, – сказал миролюбиво, и лишь затем понял, что хотел назваться Сашей.

– Кимыч, – представились с дивана.

– А по имени?

– А у нас имен нет. Мы же не люди.

– Выглядишь ты, как человек, – сказал Санчо. – Я бы не отличил.

– Никто бы из «ваших» не отличил, – усмехнулся Кимыч. – Ну, я же когда-то человеком и был.

– Когда?

– Давно. Хотя по нашим меркам – недавно. Я плохо это помню. Там… как бы, не совсем я был. Как-то так… Все домовые – это бывшие люди.

– Почему? – Кукушкин чувствовал, что задает глупые вопросы, но не мог остановиться.

– Они – предки. Когда-то давно предков хоронили под порогом, чтобы защищали дом после смерти. Некоторые и откликались. Мертвые, они разные бывают. Кто-то хочет помогать живым. А что еще делать-то? Своей жизни ведь больше нет, остается как бы только для других… существовать. Я в девятом классе учился, когда война началась. Хотел на фронт, все ждал, когда восемнадцать будет. Но я, блин, не дожил. Заболел, потом осложнение. Энцефалит, понимаешь. Сейчас-то, может, и вылечили бы, а тогда… В школе госпиталь был. Вот я при нем и остался. Должен ведь от меня какой-то прок быть? С тех пор тут и обитаю.

Они помолчали немного. Санчо неудобно было спрашивать о своем, а Кимыч, похоже, углубился в воспоминания.

– Почему у тебя такое странное отчество? – наконец прервал молчание Кукушкин.

– Не очень помню. Кажется, меня так звали, – ответил школьный. – Ким. В честь Коммунистического Интернационала молодежи. Вот, помню, в честь чего, но не помню – меня ли… У меня память как книжка с вырванными страницами. И вырванных – больше, чем целых. А потом у нас уже только отчества. А я ни человеческого отчества, ни фамилии не помню. Вот так и вышло…

– А откуда ты про рыцарей знаешь? – осторожно свернул на проторенную колею Санчо. – И почему не любишь?

– Все тебе расскажи! Слухами земля полнится. Во-первых, а кто вас любит? Вы нежить убиваете, а я ведь тоже нежить. Вроде того. Это все равно что немцев не любить, когда тут госпиталь был. Хотя они же разные, Гёте, к примеру, ну, у которого «Фауст»… Читал?

Санчо помотал головой и застыдился.

– У меня вон есть, если хочешь, – сказал Кимыч и махнул рукой в сторону полки. – В библиотеке списали из-за ветхости, а я подобрал. Но не в этом дело. Во-вторых, как нежить-то гонять, то все молодцы. А, к примеру, тех, кто в школу «травку» поставляет – так охотников нету…

Кукушкин представил, как он с Экскалибуром выходит против торговцев наркотиками.

– Ты вот чего слушай, – задумчиво сказал Кимыч, откинувшись на спинку дивана, – мертвяк тебя в школе прижал. Он знает, где ты днем бываешь. Будет тут теперь ждать, как кот у мышиной норы. Тебе в школе пока лучше не появляться.

– Меня же выгонят, блин! – Санчо только на секунду представил себе, что случится с бабушкой и что скажет мать, когда они узнают.

– А никто не заметит. На себя беру. Я же школьный. Думаешь, контрольные вдруг отменяются просто так? Я тут по мелочи много чего могу…

– Спасибо, – Кукушкин произнес это с чувством, как будто Кимыч вылечил его от застарелой болезни. – А почему ты мне помогаешь?

– Да не тебе я помогаю! – огрызнулся вдруг Кимыч. – Больно мне надо, чтобы тут по школе живой труп шатался! А без тебя он, глядишь, слиняет.

Школьный резво вскочил с дивана, словно пружины вдруг выпрямились и сами подбросили седока.

– Ладно, проваливай. Дел у меня по горло. Чисти теперь все после этого, с синей рожей…

Глава 6 Боксеры Авалона

Не заходя домой, Кукушкин сразу бросился к Ланселоту. Держался при этом самых людных мест и улиц. А поскольку берлога рыцаря пряталась в глухом углу частного сектора, то последний отрезок пути дался Санчо особенно нервно. К тому же Кукушкин посещал наставника всего единожды и ночью, а потому раз или два понимал, что заблудился. Тогда он возвращался к знакомой точке и начинал поиски снова.

Нужный дом, в конце концов, нашелся. Во дворе звенел металл: не иначе, Ланселот работал в кузнице. Санчо надавил кнопку звонка и стоял несколько минут, пока не сообразил, какую глупость только что сделал. Звонок был не более чем видимостью.

Санчо забарабанил в ворота. Потом набрал в грудь воздуха и собрался крикнуть. Но вовремя прикусил язык, представив, как над улицей разносится: «Лансело-от!»

Тогда оруженосец заколотил в дверь с удвоенной силой и даже в сердцах отвесил ей несколько пинков.