Камень, брошенный богом

Карета вползла в распахнутые ворота гостиничного двора и втиснулась между хозяйственной пристройкой и конюшней. Слуга, толстозадый холуй в ливреи, с вышивными золотыми вензелями, открыл дверь экипажа и согнулся в почтительном поклоне, приглашая воспользоваться гостеприимством крова и изобилием стола. Насколько я успел прочесть, гостиница именовалась "Розы и шпоры" и представляла собой добротную каменную двухэтажку, в излишествах декоративной алебастровой лепнины, розового мрамора и стекла.

Первым из кареты вышел я и галантно помог сойти Боне. Сеньора, не успев ступить ножкой на твердую землю подворья, повела себя как заскучавший от безделья полководец. Посыпались приказы, распоряжения, отрядили гонца… Не смотря на занятость Бона, не забыла и мою скромную персону нацелившуюся своевольничать. Душегуб и Людоед замерли у моих ног грозными стражами, готовые по команде вцепиться в мои худосочные ляжки. Пришлось взглядом отыскать среди скучившихся всадников Маршалси и Амадеуса и в знак ободрения, махнуть им рукой. Юный бард ответил любезностью на любезность. Идальго, сердитый и проницательный, был сдержанней в проявлении эмоций.

Покончив с текущими делами Бона, направилась к входу в "Розы и шпоры" и позвала меня.

— Следуй за мной! — а за одно и собак. — Душегуб! Людоед! Место!

Пришлось плестись за сеньорой Эберж в компании не дружелюбно настроенных псин ронявших голодную слюну прямо мне на сапоги. Следом за нами, надрывая пуп, волочился грум с чемоданами боновых шмоток.

Наутюженный и надушенный миляга-лакей вовсю ширь распахнул перед нами гостиничные двери. Через короткий вестибюль, в зеркалах и розах, мы попали в обеденный зал. Белые скатерти, серебро приборов, на стенах гобелены, поверх них богатство оружия, знамен, штандартов. По углам и у окон фикусы, кактусы, пальмочки и прочая растительность в вазах и кадках.

— Ух, ты! — восхитился я роскоши обстановки и забывшись потрепал Душегуба за ухо. Пес недовольно рыкнул.

Бона с подозрением оглянулась. Что у вас тут?

При нашем появлении дружно засуетились и забегали слуги, заметались горничные, хозяин, колобок на тростинках ножек, обрадованный не меньше чем гвинейский папуас миклухиному зеркальцу кинулся на встречу с распростертыми объятиями.

— Рад! Рад и польщен вашим визитом в мою скромную гостиницу, — рассыпался колобок в любезностях. — Чем могу помочь? Чем могу услужить высоким гостям?

— Нужны комнаты и стол, — заявила Бона, не обращая внимания на непомерное радушие.

От ее слов хозяин сделался еще круглее.

— Какие прикажите? Раздельные!? С двумя гостиными? С выходом в оранжерею!? С балконом…

— С двумя спальнями и столовой, — потребовала Бона у колобка.

— Могу ли я предложить вам комнаты с купальней, — "умер" у ног гостьи от счастья угодить шарообразный хозяин, Розы и шпоры".

Бона кивком согласилась с предложенным и наказала колобку.

— Подайте вино, фрукты и немного овощей с мясом. Только постного.

— Сеньора пожелает чего-нибудь еще? — от усердия хозяин подрос на вершок и выглядел совсем браво.

Из-под заплывших жиром век хитрые глазки стрельнул в мою сторону.

Интересно, что он имел в виду? Не презервативы же? — усмехнувшись, подумал я, представив резинотехническое изделие местного производства.

— Нет, — отказалась Бона. — Прикажите забрать вещи и поводить нас.

Хозяин махнул рукой ближайшему слуге.

— Покажи вельможным гостям комнаты на закатной стороне. Те, что с купальней. Справа.

Слуга стремительно сломался в поясном поклоне и столь же стремительно выпрямился. Отобрал у грума саквояжи — хорошо не с руками и выпалил как из ружья.

— Прошу проследовать за мной.

,Лестница в небо" подняла на второй этаж. Отведенные апартаменты впечатлили меня не меньше чем первоклассника просмотренный порнофильм. Столовая выдержана в духе егерского приюта. По стенам: расписные деревянные панно на тему удачливой охоты, охотничьи причиндалы — тяжелые рогатины, походные фляги, сигнальные рожки. Естественно не обошлось без голов зверюшек, убиенных дурной рукой человека. На полу широчайший ассортимент шкур: медвежьи, волчьи, пара лисьих и кого-то пятнисто-полосатого, похожего на американский флаг. Мебель нарочито грубовата. Под провинцию. Ореховый шкапчик с хрустальными стеклами, поставец с серебряной посудой, комод с золотыми ручками-ящерками, овальный стол с набором бутылок на кружевной салфетке, кресла, стульчики и еще пропасть всяких деревяг для удобства быта. Не откладывая в долгий ящик, я заглянул и в одну из спален. Под балдахином из шелков кровать размером с теннисный корт, по обок выводок пуфиков и банкеток, зеркал — что в путной парикмахерской! и, конечно же, всюду, по полкам и сундукам, масса радующих глаз безделиц из кости и серебра. Не спальня, а прибежище порока!