Камень и ветра 4. Поход за радугой

– Эрендин, – спустя время сказал стоящий на воде. И глава Острасского Круга Магов распрямился. – Голос крови силён, несмотря ни на что. Я пришёл.

– Голос крови силён, Эритар, – согласился Хромец. – Я позвал, чтобы сообщить отринувшим меня грозную весть.

Короткая дрожь в уголках губ.

"Кто кого отринул? Кто, подавая так много надежд, свернул с истинного пути?"

"Мир больше, чем наши представления о нём. Пути магии не исчерпываются теми, которые вы готовы признать. Хотя бы этому стоит поучиться у асванну, эйлони, людей и саххартов".

"Назвать ли достойным приходящее не от Леса?"

"Почему нет? Но вы никогда не признаете, что отход даже от единственной малой заповеди может быть благом. Не раньше, чем деревья сойдут со своих мест, чтобы пуститься в пляс…"

Давний спор не возымел продолжения, оставшись наглухо замурованным в памяти.

– Говори, – сказал Эритар. Хотя, соблюдая малую заповедь, должен был сказать: слушаю.

Ну да ничего, подумал Хромец с долей злорадства. Я скажу, о да…

– В подлунном мире по тёмному небу вновь летает хари-зерр*, – отчеканил он медленно. – Дороги стонут, неся к неведомой цели шерт дагорак**. И тени сгущаются.

– Неужели Портал Хаэнны вопреки всем законам бытия вернул в мир Орфуса?

– Хвала надлунным хозяевам, нет. Вновь явившийся шерт дагорак подобен едва оперившемуся птенцу. Но когда этот "птенец" взлетит…

– Зачем ты это говоришь? – перебил Эритар.

А Эрендин внезапно осознал: его не слышат.

Потому что не слушают. Потому что отступник недостоин доверия.

Боль. И печальный ужас. Но боль быстро проходила, ибо он поневоле научился смирять её, а вот ужас только разрастался. "Пень глухой!" – мелькнуло внутри раздражённое, и Хромец немедля ужаснулся, что способен подумать об истинном экари – так.

– Зачем? – повторил Эрендин. – Я тебе не отвечу. Может, стоит спросить у тени? Я недавно близко познакомился с одной и охотно вас познакомлю.

Эритар раскрыл шире и без того огромные глаза.

– Отступник, ты переходишь уже…

Налетел ветер.

Немыслимо, невозможно! Древние ели прочно хранили покой озерца, не допуская к его хрупкой глади дуновения самой легкомысленной из стихий. Ветра не должно было быть здесь, но он явился на зов. А вместе с ветром явилась, кружа в выси сеточкой сорванного листа, ТЕНЬ. Воскресший образ из памяти, то, что Эрендин недавно видел собственными глазами. И когда Эритар поднял голову к зениту, его сердце стиснуло мрачное присутствие чистого зла. Нет, понял экари, это не само зло, лишь ТЕНЬ его – но и этого вполне довольно.

А потом ТЕНЬ хари-зерр издала ТЕНЬ атакующего вопля, и ТЕНЬ наведённого ужаса пронзила грудь ледяными иглами смертной муки.

Видение растаяло.

– Что же ты не задал свои вопросы моей знакомой? – спросил Эрендин не столь язвительно, сколько горько. – Почему не выпытал, зачем и кому нужно повторение былого кошмара? Почему промолчал?

Вопросы остались без ответов.

– Я передам новости главам семей, брат, – сказал Эритар осенним голосом. И ещё до того, как Хромец успел попрощаться, водяной двойник осел обратно в озерцо с негромким всплеском, пустив кольца пологих волн.

"Передашь, да? Новости. Главам семей. А если они не пожелают слушать, как не пожелал поначалу ты сам? Готов ли ты, брат мой, сотворить что-нибудь отчаянное, чтобы проторить прямую дорожку через их уши к их умам? Готов ли рискнуть, поставив благо экари выше традиций экари? Потому что если этого не сделать, то, боюсь и ощущаю, никакой пользы от моих новостей для моего народа не воспоследует…"

Постояв в полной неподвижности ещё полчаса, Эрендин удалился точно так же, как появился: не потревожив ни листика, не задев ни травинки, не издав ни звука.

16

Нельзя столь несчастливым стать,

Чтоб зависти людской не знать;

Нельзя счастливым стать таким,

Чтоб не завидовать другим.

Педро Кальдерон де ла Барка

Воссоздать в Слоистом Сне что-либо, уже существующее в плотных мирах, несложно. И я очнулась внутри собственного сна, пребывая в теле костяного дракона. С каждым разом это становилось всё легче и легче. (Чуть было не сказала – естественнее; но нет: как раз естественности в том, что я делала, не просматривалось совершенно. Сама суть магии стоит в сложном отрицании естества, смешивающем несхожее и сближающим удалённое).

Вокруг меня-дракона переливались перламутром клубы тумана. Опоры не было, но я не падала: в текущем Слое полностью отсутствовало привычное понятие координат, а тем самым и притяжение, и даже понятие движения. Здесь было удобно прятаться и прятать, поскольку найти в однородном тумане что-либо удалось бы, лишь с абсолютной точностью зная, что именно ищешь. Хотя, как уже было сказано, воссоздание драконьего костяка не являлось сложной задачей, я всё-таки потратила на решение этой задачи два сна-погружения и не хотела бы в обозримом будущем повторять этот опыт, не сулящий ничего, кроме лишних хлопот.