Камень. Книга 10

— Ты думаешь, что Романовы приговорили верхушку ндрангеты?

— Я в этом уверен, — кивнул король. — Если Николай до сих пор мне не позвонил, то я вижу только этот вариант.

Наследник прищурился еще сильнее, его глаза превратились в две узкие щелки:

— И каковым же будет наше отношение к подобным недружественным действиям русских на территории Италии?

Умберто-старший вскочил и заорал:

— Конечно же, осуждающим! Но постфактум! Ты сам прекрасно знаешь, что если всплывут некоторые подробности уже наших недружественных действий на территории России, то…

Наследник поднял руки в защитном жесте:

— Отец, умоляю, не продолжай! И у стен есть уши! — И, убедившись, что король не собирается в сердцах выдавать опасную информацию, продолжил: — Я все понял. Князя Берлускони будем предупреждать?

Умберто-старший раздраженно отмахнулся:

— Князь Берлускони совсем распустил своих бойцов, вот пусть сам теперь перед Романовыми и отвечает. Кроме того, князь в последнее время уж слишком сблизился с Ватиканом, нас перестал бояться, вот и…

— Ты прав, отец, — протянул задумчиво Умберто-младший. — А что, если под это дело мы подготовим в Генуе какую-нибудь провокацию, чтобы Романовы с ндрангетой с гарантией разобрались?

— Не вздумай! — дернулся король. — У Романовых в подобных акциях участие принимают сугубые профессионалы, и, если они почувствуют хоть малейшую фальшь, на месте Берлускони окажемся уже мы.

— Ты прав… — покивал наследник. — Риск неоправданно велик. — И решил сменить тему разговора: — Отец, что Уме и Джузи говорить будем по поводу всего происходящего? А то еще по молодости вызовут молодых Романовых на дуэль.

— Прямо сейчас внуков зови, — вздохнул король. — И сам не вздумай чего-нибудь лишнего сказать, а то и вправду дуэли не избежать…

* * *

Несмотря на то что проснулся я по выставленному будильнику в двенадцатом часу дня, а значит, и поспал меньше пяти часов, настроение было приподнятым — свидание с Соней, учитывая стычку с итальянцами, прошло не совсем гладко, но девушка, судя по моим впечатлениям, отреагировала на произошедшее весьма и весьма адекватно. Не знаю, была ли подобная реакция следствием моей одиозной репутации, или просто норвежка понимала, что другого выхода на тот момент у меня не было, но в дальнейшем, уже в Сен-Тропе, мы вполне сносно отдохнули в ночном клубе, а потом спокойно вернулись в Монако. Доставив норвежку до апартаментов, я, наплевав на приличия и охрану Ольденбургских, больше десяти минут целовался с оробевшей Соней и байком потом управлял трясущимися руками.

При выходе из душа почуял некоторое изменение в фоне номера — на первый этаж наших апартаментов заявилось достаточно большое количество озабоченных людей, среди которых я отдельно выделил отца, Прохора и Ваню, — но заморачиваться по этому поводу не стал — мало ли какие могут быть дела у старших родичей. Поэтому спокойно обсох, оделся, вышел из спальни на лестницу и совсем не удивился увиденному: во главе обеденного стола восседал мой родитель и с ленивым интересом разглядывал расположившихся по обеим сторонам от него и оживленно общавшихся Прохора, Ивана, генерала Нарышкина, адмирала Варушкина и моих братьев, Колю с Сашей, причем перед всеми перечисленными лицами стояли ноутбуки военного образца, явно позаимствованные в хозяйстве моряков.

— Доброе утро, сынок! — поприветствовал меня цесаревич и хмыкнул: — Ты чего замер на лестнице? Спускайся к нам и поведай, как провел ночь.

День после этих слов отца сразу перестал быть томным, а такой состав присутствующих лиц прямо намекал на предстоящие развлечения, далекие от покатушек на байках, тачках и гидроциклах.

Спустившись на первый этаж, я вопросительно уставился на родителя, который понял меня правильно:

— Здесь все свои, — он покосился в сторону Нарышкина с Варушкиным, — так что можешь не стесняться.

— Доброе утро, господа! — кивнул я.

И осекся: чуйка настоятельно требовала обратить внимание на Прохора с Иваном. Действительно, какие-то странные, скрюченные позы, бледный вид и виноватые глаза!

Темп…

Картина, открывшаяся мне, совсем не радовала — доспехи воспитателя и колдуна во многих местах были повреждены, явно подвергшись чужому физическому воздействию, и, что самое характерное, судя по их эмоциям, что Прохор, что Иван изо всех сил хотели от меня свое печальное состояние скрыть.

Я перевел взгляд на родителя:

— А что, собственно, происходит? И почему они, — я указал на воспитателя с колдуном, — успели где-то подраться, а меня на драку забыли пригласить?

Прохор с Иваном опустили глаза, а отец хмыкнул:

— Долго спишь. У нас же, как в той поговорке, кто рано встает, тому бог подает.

Я не стал при посторонних намекать папаше на то, что знаю другую поговорку: кто рано встает, тому весь день спать хочется. Родитель же тем временем указал мне на свободный стул:

— Теперь слушаем краткий рассказ о твоих ночных приключениях. Романтическую составляющую можешь оставить при себе, а вот суть конфликта с итальянцами попрошу раскрыть в полном объеме.