Камень. Книга 4 (СИ)

И обратил внимание, как с разных сторон из-за скальных уступов, параллельно моему движению, появляются две пары в маскировочных накидках. Это у нас что, дозоры на дальних подступах к лагерю выставлены? Почему тогда эти семь самураев, напавших на меня, прошли без проблем? Или им покойный колдун помог?

— Как стреляли? — не понял отец.

Доложился о произошедшем, закончив следующим:

— Короче, они меня достали, и я их сжег. Как и тот вертолет, на котором они прилетели.

— Красавчик! — ухмыльнулся отец. — Сжег! Ты бы видел отсюда, что ты там устроил, Алексей! Ты их не сжег, ты их в плазму превратил! Огонь над горами метров на пятьдесят поднимался! — и он заорал. — И какого хера ты опять поперся в горы, в тебя же просто стреляли? Ну, подними ты тревогу! Так нет, Леше надо самому погеройствовать! А я должен в лагере сидеть и гадать, пронесет в этот раз кровиночку или нет?

— Так я…

— Молчать! — рявкнул отец. — Головка от хuя! Доспех натягивай, сынок, мочи моей больше нет! — и он прыгнул ко мне.

«Надо дать папаше возможность отвести душу. — мелькнула мысль. — Так-то он прав!»

Этой мысли я и поддался в первую минуту самого настоящего избиения со стороны своего родителя. Какие, к хренам, камни и скалы! Вот он родительский гнев во всей красе, бессмысленный и беспощадный! Тело очень быстро превратилось в один сплошной синяк.

Поиграли, и хватит! Мочи терпеть уже не было.

И отец отлетает метров на пять от удара в грудь…

— Ах ты!.. — в руках полковника Пожарского появились огненные мечи.

— Дядька, зря ты в семейные разборки лезешь… — вздохнул я, и погасил его, как и отца.

Добивать его не пришлось — дядька осел на камни и затих, а я повернулся к тем двум парам в маскировочных костюмах:

— Господа, у меня к вам только один вопрос. Какого хрена в меня прицельно стреляли из крупнокалиберной пукалки во-о-он с той дымящейся скалы?

— Не можем знать, Ваше Императорское Высочество… — ответил один из них. — Разрешите продолжить патрулирование?

— Продолжайте. — махнул рукой я, и повернулся к тем, которые сопровождали отца и дядьку. — Господа, а к вам будет просьба. Будьте так любезны, закиньте вот этих обморочных себе на спины, и айда в лагерь.

* * *

На входе в лагерь нас уже поджидал Годун.

— Алексей Александрович, могу ли я поинтересоваться, что случилось? — с озабоченным видом спросил он.

— Цесаревичу с полковником Пожарским голову с непривычки напекло, Дмитрий Олегович. — хмыкнул я. — Не переживайте, с ними будет все в порядке. Вы мне лучше полковника Литвиненко разыщите.

— Он сейчас с одной из групп. Вызвать?

— Не стоит. Терпит. — я повернулся к гвардейцам. — Несите обморочных в мою палатку.

Годун, как я и предполагал, увязался за нами и даже имел наглость устроиться за нашим обеденным столом, предварительно включив чайник.

— Алексей Александрович, чай или кофе?

— Чай. — выдохнул я, развалился на своей койке и попытался расслабиться — тело продолжало напоминать огромный синяк.

Радовало другое — отцу с дядькой, которых уложили на кровати Николая и Александра, после «пробуждения» будет явно хуже, чем мне.

— Алексей Александрович, а все же… Что случилось?

— Дмитрий Олегович, я просто не хочу все повторять по десять раз. — достаточно жестко ответил я. — Не переживайте, мимо вас инфа не уйдет.

— Понял.

Чай пили молча.

— Твою же! — наконец, на койке уселся отец. — Лешка, я тебя зашибу!

Впрочем, особой агрессии я не почувствовал.

— Зашибалка еще не выросла. — не удержался я от ухмылки.

— Это да… — нахмурился он и принялся растирать грудь. — А с Гришкой-то что?

— Цени дружка своего, папа! — продолжал я улыбаться. — За тебя полез вступаться. Ну и попал под горячую руку…

— Понятно. — отец встал. — Олегович, налей чая, будь другом! А ничего покрепче нет? А то Государю о произошедшем надо докладывать…

— В морозилке водка должна быть. — пожал плечами я и придержал Годуна. — У нас самообслуживание, папа.

— Мы не гордые. — кивнул он и достал запотевшую бутылку из морозилки. — Вам не предлагаю.

Глядя, как отец наливает водку в стакан, я решил выступить с инициативой:

— Лучше, конечно, чтоб Государю о произошедшем доложил я.

— Думаешь? — отец ненадолго задумался и опрокинул стакан. — Вариант. — кивнул он. — Всяко лучше, чем мы с Гришкой ему позвоним. Папа разбираться не будет, просто головы нам открутит… Благодарить не буду, сам накосячил, сам и разруливай.

После этих слов заворочался и полковник Пожарский. Он со стоном уселся на кровати и обнял голову руками:

— Какого хрена?

Цесаревич вновь наполнил свой стакан и метнулся к дружку:

— Испей, Гриша, живой воды!

Активно задергавшийся кадык дядьки свидетельствовал о том, что вода была действительно живой.

— Лешка, какого хрена? — вскочил полковник с пустым стаканом в руке.

— Григорий Михайлович, — вздохнул я, — попрошу вас в разговорах со мной впредь тщательно выбирать выражения. Кроме того, любые проявления огня с вашей стороны будут восприниматься мной как прямая и явная угроза. Дядя, отнеситесь к этому предупреждению крайне серьезно, больше предупреждать не буду.

Я пожелал, чтобы стакан разбился и чуть двинул рукой, обозначая движение…