— Фи, сын мой! Что за сленг портового грузчика? А теперь слушай меня внимательно. — Голос Тагильцева потерял всякие нотки игривости. — Сбросишь вызов, Демидова умрет; попытаешься объявить тревогу, Демидова умрет; не явишься через две минуты к общежитию пред мои светлые очи, Демидова умрет. Повторю, сбросишь вызов…
— Да, бл@дь, понял я! — меня трясло не переставая. — Ну, тварь еб@ная, молись! Смертушка твоя пришла! — И заорал в трубку: — Я тебе сердце вырву! И печень! А высушенную черепушку деду подарю, чтоб он в Кремле ее на самое видное место приколотил!
— Две минуты, сученыш ублюдочный! — голос Тагильцева все-таки сорвался.
Дверь камеры улетела в сторону, рывок к еще ничего не понимающему дежурному.
— У меня срочные дела! — заорал я на прапорщика, продолжая держать телефон у уха. — Поднимешь тревогу, я тебя в Бутырке сгною!
— Есть, ваше императорское высочество! — вскочил тот.
А я уже выламывал входные двери и калитку под голос Тагильцева:
— Молодец, сын мой! Про Бутырку ты ему правильно сказал, он вскоре там и окажется, потому что тревогу не поднял.
— Заткнись, бл@дина!
— Хорошо-хорошо. Тик-как, тик-так…
Если Тагильцева и его напарника при движении к общежитиям я
— Олег, запомни, ублюдок мой! — Тагильцев повернулся к Бирюкову, зажав микрофон телефона рукой.
— А пуп не надорвешь, Мифа? — на полном серьезе поинтересовался тот и указал через окно на стремительно приближавшегося великого князя. — Мальчонка-то совсем не прост.
— Ублюдок мой!
Продолжить разговор колдуны не смогли, на несколько секунд потеряв ориентацию во времени и пространстве от того урагана напитанной ненавистью
Действуя скорее на отточенных огромным количеством тренировок инстинктах, чем сознательно, Тагильцев перестал сопротивляться, расслабился и просто позволил этой силе проходить сквозь себя. Получилось у него это с огромным трудом: мощь накатывала волнами, постоянно меняла частоту, амплитуду и скорость, раздваивалась, делилась на три, четыре и пять отличных потоков. Кое-как приспособившись, Мефодий из последних сил
Уловив
— Теперь ты мой, ублюдок еб@ный…
Сознание плыло, мысли путались, а окружающий мир стал представлять собой огромную темную воронку, в которую меня засасывало с ужасающей скоростью. И чем больше я сопротивлялся, чем больше тратил сил, тем мощнее работала воронка. Вариант спасения, лежащий на поверхности, как и всегда, подсказала
Воронка никуда не делась, она все-таки тянула мои силы, истончая стенки колокола, но в голове прояснилось, способность нормально мыслить вернулась, а с ней и понимание того, что долго так сидеть нельзя, могут пострадать девушки.
Еще секунда передышки, глубокий вздох, еще секундочка, и снова вздох. Все, Алексей, накинуть колокол ты всегда успеешь, а сейчас надо просто собраться и закончить с этим любителем ночных прогулок по женским общежитиям…
— Сука! — Тагильцев безуспешно пытался
Мефодий, не обнаружив в комнате никого, кроме валявшихся на своих кроватях девушек, был вынужден отвлечься и
— Предатель! — взревел Тагильцев.
И замер,
— Господи, помоги! — он перекрестился и сосредоточился только на великом князе, тратя весь остаток сил на последнюю, без сомнений, в своей жизни атаку.
Колокол потрескался и рассыпался в невесомую пыль, сознание схлопнулось и потухло, осталось только гадкое ощущение падения в бездонный колодец…
— Не успел… — это было последнее, о чем успел подумать отец Мефодий Тагильцев перед тем, как его сознание погасло навсегда после сдвоенной атаки неизвестных колдунов…
— Алексей Александрович, вы меня слышите?
Бл@дь, ну почему так трещит голова? А этот звон в ушах? И кто вообще такой этот Алексей Александрович?