Камень. Книга 7

– Ванюша, – ухмыльнулся Прохор, – ты, насколько я помню, одно только выражение по-китайски знал, цитирую: «Зверь, эта тварь узкоглазая мне не нравится, воткни ему ножик вон туда».

– Виталий Борисович, – вклинился я, – батюшки хоть дельное что-то сказали, пока мы с патриархом битых три часа друг друга светскими беседами развлекали? Мне даже пришлось объяснять свое кощунственное отношение к останкам покойного Мефодия, но, боюсь, понимания я так и не встретил…

– Сказали, Алексей, – кивнул Пафнутьев, – я уже успел кое-какие указания раздать, но там ещё работать и работать с информацией. А сейчас прошу простить, меня ждут с докладом в Кремле. И ещё, насчёт всех этих непонятных для моего понимания вещей, которыми ты угрожал батюшкам, в Кремле поймут, о чем идёт речь?

– Конечно, Виталий Борисович, – усмехнулся я, – передавайте привет любимому дедушке.

– Обязательно, Алексей. И… спасибо тебе! – Он опять обозначил улыбку. – В том числе и за слова о семье. Знаю, что говорил ты искренне, и я это ценю.

Пафнутьев повернулся и вышел из гостиной.

– Стареет наш Борисыч, – пробормотал Кузьмин, – сентиментальным становится…

Я же пропустил эти слова мимо ушей, чуйка внезапно предупредила о чужом взгляде в спину…

– Ваня, ты что-нибудь чувствуешь? – спросил перед тем, как провалиться в темп.

– Абсолютно ничего, – услышал через пару секунд. – «Тайгу» по тревоге поднимать?

– Не надо. Если ты ничего не чувствуешь, они и подавно ничего не услышат. Да что же это за херня такая? – поморщился я, не представляя, кто таким образом на меня смотрит.

А может, я себя на нервной почве загоняю? Взгляды все какие-то мерещатся. А может, и не мерещатся…

* * *

– Ты чего такой грустный? – Отец Василий отвлёкся от дороги и взглянул на сидящего на пассажирском сиденье отца Владимира. – Все же нормально прошло, а ведь у нас реально был шанс из особняка великого князя вообще не выйти.

– Да вот оцениваю личность нашего нового командира, – вздохнул тот. – Прежний-то, покойный который, с нами в дружбу играл, в демократию, творческий подход стимулировал для решения поставленных задач. А этот? Сходу пообещал в случае неповиновения семью вырезать и нас грохнуть. И, что самое характерное, говорил это всё так убедительно и таким обыденным тоном, как будто каждый день за завтраком младенцами невинными питается. Череп еще этот… – он перекрестился.

– А чего ты от него ждал, Вова? Там со всех сторон поколения профессиональных душегубов! Ещё и бабка царственная редкая змеюка, так что ничего удивительного я тут не вижу. Одно меня успокаивает, наш Святослав – мужчина принципиальный, а этот Алексей Александрович у него явно в любимчиках. И это после того, Вова, как этот самый Алексей Александрович чуть родичей нашего патриарха не вырезал. Лучше думай, как мы братьям и нашим семьям ситуацию будем объяснять, они-то пока счастья не имели с его императорским высочеством лично познакомиться и не успели оценить весь масштаб его личности.

– А чего тут объяснять, Вася? – пожал плечами Владимир. – За нас с тобой это уже сделал покойный Тагильцев, когда про взгляд великого князя и своих от него ощущениях рассказывал. Добавим только, что великий князь уже научился местоположение определять, и все вопросы сразу отпадут.

– А про то, что легко этим взглядом убить может, говорить будем?

– Не сейчас.

– Согласен. А вообще, ты в этом вопросе великому князю… веришь?

– А тебе моих вчерашних ощущений мало было? – буркнул Владимир.

– Такой скорости заползания под кровать я никогда не видел, – ухмыльнулся Василий и, глядя на демонстративно отвернувшегося друга, продолжил: – Вова, если бы это был какой-то левый колдун, получилось бы позорно, а тут будущий император российской империи тебя приложил, что, согласись, где-то даже и почётно. О таком, Вова, внукам рассказывают, как семейную легенду.

– Меня приложил семнадцатилетний пацан, вот что будут в семейных легендах говорить.

– Этот семнадцатилетний пацан несколько часов назад нас с тобой раком без всякого напряга поставил! – не выдержал Василий. – И даже голос не повысил! Так что заканчивай с рефлексией и настраивайся на работу. У нас впереди три дня самого настоящего кошмара с этим переездом. Хотя после переезда, чую, кошмар будет только усиливаться.

– Всё, я в норме. И снизь скорость, не хватало еще в кювет улететь.

– Вот, такой брат Владимир мне нравится больше…

* * *

– Ладно, царевич, приказ на повышенную готовность я все же отдал, – вздохнул Кузьмин. – А сейчас было бы неплохо нам с Прохором спокойно сесть, расслабиться и перекусить, а то живот начинает урчать. – Он глянул на воспитателя. – Петрович, как ты смотришь на эту идею?

– Сугубо положительно, – кивнул тот. – И было бы неплохо сбрызнуть очередную победу его императорского высочества.

– Полностью поддерживаю сие славное начинание! – кивнул колдун, – Но только если чисто символически, не нравится мне настроение нашего с тобой воспитанника.

– В каком месте он наш с тобой? – делано возмутился Прохор. – Сынка только мой и ничей ещё! Колдун, ты примазаться хочешь?