Камень. Книга 8

Мои же приключения на этом не закончились — младший из Гогенцоллернов меня ждал и отвел в сторону:

— Алекс, хотел попросить твоего разрешения сделать подарок твоей родственнице, Елене, в виде байка BMW лично от себя.

— Конечно, Фриц, — кивнул я.

И прикинул, что если в рамках приличий и достаточно публично, то моей «родственнице» подобное внимание со стороны немецкого принца, а также соответствующие слухи на родине, пойдут только на пользу. Да и от меня все и всякие подозрения происходящее отведет… И продолжил:

— Я же понимаю, ни о каких официальных ухаживаниях речи не идет, и поэтому очень надеюсь, что в твоих романтических устремлениях, Фриц, все будет… красиво и невинно?!

— Можешь не сомневаться, Алекс! — немец засмущался и даже слегка покраснел. — Именно что красиво и невинно. Спасибо, что подобрал правильные слова.

— Обращайся, родственник, я всегда к твоим услугам, — и хлопнул его по плечу. — А сейчас пойдем к остальным молодым людям, поделимся с ними благими вестями…

***

— Ой, царевич, не сносить тебе головы! — трагическим тоном вещал Кузьмин. — Ой не сносить! И нас с Петровичем и Иванычем вместе с собой под монастырь подвел! — колдун пихнул сидящего на пассажирском переднем сиденье и все еще «дующегося» Михеева в плечо. — Ротмистр, я бы на твоем месте на комфортабельную хату в Бутырке не рассчитывал, нас сразу в подвал определят. Там и станочки разные затейливые есть для увеличения роста организма, отдельные для отсечения конечностей без наркоза, и дыба наличествует, и другие занятные приспособы во всем ассортименте…

Начальника моей охраны передернуло, а хмурый Прохор буркнул:

— Ваня, не нагнетай…

— А казнить нас знаешь, как будут, Иваныч? — как ни в чем не бывало продолжил колдун. — Руки привяжут к итальянскому самокату, ноги — к немецкому, а отмашку крутить ручки газа до упора даст лично государыня, которая перед этим еще раз взглянет на ту непотребную фотку, где ее любимые внучки обряжены не в красивые, нарядные платьишки, каковые девушкам их происхождения и положено таскать, а в похабные кожаные облегающие комбезы.

— Ваня…

— А царевича нашего, Иваныч, подержат на этот раз в Бутырке пару неделек, сделают очередное внушение, а потом вернут в лоно рода для дальнейшего несения им своих обязанностей будущего императора. Нам же с тобой прямо сейчас, пока мы еще дышим сладким воздухом свободы, следует упасть царевичу в ножки, чтобы он деток наших, будущих сиротинушек, не оставил заботой своей, проследил за воспитанием и в люди вывел…

— Не слушайте его, Владимир Иванович, — я не выдержал и захохотал. — Ничего вам не будет. Я же говорил, ситуация с каждой минутой нагнеталась все сильнее, пришлось импровизировать. Зато сейчас все довольны, а мы еще, как выразился Иван Олегович, итальянские и немецкие самокаты на ровном месте прижили.

— А кто в Кремль звонить будет? — буркнул воспитатель. — У меня желания нет, у Иваныча тем более, а Людмила Александровна так вообще прямо сказала, что ей еще пожить охота, и пусть государыня узнает о фотосессии с участием Маши и Вари от кого угодно, только не от нее. Так что доставай телефон, Лешка, и набирай отца. И постарайся быть очень убедительным, иначе мы точно по возвращении в Москву прямо из порта дружно заедем на вышеупомянутую, пользующуюся дурной репутацией в народе кичу.

Отцу по телефону ситуацию описал в красках, как и советовал Прохор, особо упирая на то, что просто не нашел другого выхода и импровизировал. Родитель, что характерно, сначала меня похвалил за сообразительность, а потом чуть ли не повторил Ванюшины слова:

— Ну, Лешка, держись! Бабушке фотосессия явно не придется по душе. Будь на телефоне.

Трубка завибрировала буквально на стоянке у салона BMW, причем звонила именно бабуля:

— Алексей, добрый вечер! — достаточно спокойным тоном начала она. — Мы с твоим дедом вне себя от этих ваших гламурных инициатив, но понимаем, что времена меняются, и не хотим выглядеть ретроградами. К чему веду, внучок, фотоссесию мы разрешаем, но сейчас я буду звонить Любе, старшей валькирии, пусть она проследит за девочками, чтобы те хотя бы выглядели прилично.

— Спасибо, бабушка! — с облегчением поблагодарил я.

— Это еще не все, внучок, — она отчетливо усмехнулась и явным глумливым тоном добавила, — передаю трубку деду.

— Лешка, ты меня слышишь?! — от рева императора вздрогнули все находящиеся в машине.

— Слышу, государь…

— За проявленную… халатность объявляю Прошке, Вове и Ване пять суток кремлевской гауптвахты! А тебе за проявленную… дипломатичность десять суток там же, но с корпением над букварями! Наказание отбудете по возвращении на любимую родину!

— Есть, ваше императорское величество! — вздохнул я.

— И передай Прошке, чтобы лучше за тобой приглядывал!

— Есть передать.

— Благодари отца с бабушкой за мою доброту, Лешка! — дед начал успокаиваться. — И закажи у Гогенцоллернов десяток туристических мотоциклов для нашего загородного имения, раз уж ты там такими тяжеловесными знакомствами стал обрастать. Только закажи обязательно за деньги, Лешка, Романовым подачек не надо. Конец связи.