— Саботажа твоих решений. — Отец посерьезнел. — Просто не решатся пойти против твоей воли в угоду своим личным или чужим проплаченным интересам. Или еще из самого простого — твои просьбы и приказы будут исполнять в максимально короткий срок, что сэкономит тебе кучу времени при работе с нашей неповоротливой бюрократической машиной. Да что я тебе объясняю, как маленькому? — поморщился он. — Ты вон не только импортными принцами и принцессами вполне эффективно управляешь, но и умудряешься еще и в завуалированной и не очень форме королям и императорам указявки раздавать. — Родитель ухмыльнулся: — А все почему — правильная репутация, сынок! Репутация! Которая сейчас начала работать на тебя.
Я же на это «пламенное» отцовское откровение только вздохнул:
— Просто же юристом хотел стать, раз военным не получилось! А жизнь вон как ко мне повернулась! И дала трещину…
Родитель расхохотался, а потом хлопнул меня по плечу:
— Ладно, сынок, не расстраивайся! А лучше прикинь, насколько у тебя жизнь стала интересна и насыщенна! Не об этом ли мечтают все твои сверстники?
Я вздохнул опять:
— Мои сверстники мечтают о великих подвигах и интересных приключениях, а у меня почему-то выходят только горы трупов. Короче, никакого романтизма, одна суровая проза жизни…
Отец опять хохотнул:
— Тяжела и неказиста жизнь российского юриста! Кстати, о романтике: какие будут предложения по поводу твоей Панцулаи и младшего Гогенцоллерна?
— Оставить их в покое, — буркнул я. — Но ведь у тебя на эту парочку точно другие планы?
— Правильно думаешь, — кивнул родитель. — И твоя бабушка сейчас как раз реализацией этих планов и занимается.
— Даже как-то боязно интересоваться подробностями… — хмыкнул я.
— А ничего страшного в этих планах нет. Во-первых, проведется беседа с полковником Панцулаем — естественно, в нужном нам русле. Во-вторых, Елена в сопровождении одной валькирии отправится на ту виллу в Ницце, которую ты так неосторожно подарил Маше с Варей. Там Панцулая пробудет ближайшие пару-тройку дней без возможности использования мобильной связи и таким нехитрым образом восстановит свое пошатнувшееся душевное равновесие. Реакцию Фрица Гогенцоллерна на исчезновение возлюбленной, сам понимаешь, угадать будет несложно.
— Фриц же ко мне в очередной раз заявится в жилетку плакать! — вздохнул я. — Как мне это все надоело! Отец, а оставить эту парочку в покое тебе в голову не приходило?
Родитель демонстративно задумался на несколько мгновений, а потом ожидаемо выдал:
— А ты знаешь, сынок, нет, в голову мне такое не приходило. И если тебя вновь начинает терзать совесть, вспомни, что ты мне сам рассказывал еще час назад про нескрываемое облегчение Панцулаи от твоего появления на трассе.
— А чего ты хотел-то? — вздохнул я. — Девка влюбилась, ее можно понять. А вот нас, вздумавших поиграть на ее чувствах…
— У твоей Панцулаи, может, в жизни больше такого и не будет, — достаточно жестко ответил родитель и начал перечислять: — Лазурный берег, теплое солнышко, высшее общество, приключения и, наконец, романтика, которую хоть одним местом жуй! Чего еще надо девке, которая с младенчества только и делала, что по военным городкам всей нашей необъятной родины моталась?
Ответить мне помешал телефонный звонок от Ани Шереметьевой…
***
Исчезновение Елены Панцулаи остальные девушки заметили не сразу, а только тогда, когда в апартаменты принесли завтрак. Будить проспавшую Панцулаю отправилась Наталья Долгорукая, которая и сообщила остальным девушкам об отсутствии в комнате Елены ее вещей и наличии на журнальном столике кучи драгоценностей с запиской, адресованной Ане Шереметьевой. Завтрак был тут же забыт — всех интересовали драгоценности, которых не могло быть у Панцулаи по определению, и полный текст записки.
— Какое прелестное ожерелье!
— Красота! Гляньте, какие колечки и браслетики!
— Какие милые сережки! Девочки, посмотрите! Как вы считаете, они подходят под цвет моих глаз?
— А камушки какие!..
Аня Шереметьева и сама не удержалась от того, чтобы не полюбоваться на ту красоту, которая была представлена на журнальном столике, и даже прикинула общую ориентировочную стоимость ювелирки — сумма не сказать, чтобы была заоблачной, особенно для представительницы одного из главных родов Российской империи, но вот для обычной дворянки из рода потомственных военных… Догадаться, чьи именно это подарки, было нетрудно, это же самое подтверждала и оставленная Еленой записка, после прочтения которой у Анны разом упало настроение.
— Девочки, прекращайте! — решительно заявила она. — Некрасиво копаться в чужих вещах!
На эти слова Шереметьевой девушки не обратили особого внимания — они продолжали «прикидывать» на себя драгоценности, одновременно обсуждая тот факт, что Фрица Гогенцоллерна никак нельзя обвинять в скупости. Только минут через пять в глазах ценительниц прекрасного стал гаснуть отблеск драгоценных каменьев, и они поинтересовались у Анны содержанием записки.