Камень Книга одиннадцатая (СИ)

Общее мнение на услышанное озвучил мой неугомонный братец Александр:

— Похоже, это была не газетная утка, и желтая пресса не наврала. Как бы реально не случилось очередной войны между Польшей и Россией…

Взгляды всех присутствующих опять скрестились на Шурке Петрове, который вид имел бледный и подавленный. Пришлось друга подбодрить:

— Дружище, — хмыкнул я, — твоей семье переживать нечего. Если что-то пойдет не так, я тебе при всех обещаю — Сигизмунд до Варшавы не доберется.

И тут же пожалел о сказанном: молодые люди, включая самого Петрова, ощутимо напряглись. Пришлось «давать заднюю»:

— Ну, или доберется лояльно настроенным как в отношении России, так и к роду Петровых. — И, заметив, что народ чуть расслабился, добавил: — Что же касается Романовых и Пожарских, то волноваться тебе с родителями и братом вообще не о чем — вы уже давно часть нашей семьи.

Молодые люди расслабились еще больше, а Шурка пробормотал:

— Хотелось бы в это верить…

Я подошел к другу, ободряюще хлопнув его по плечу, и тут подала голос Евгения Демидова:

— Алексей, ты в наш общий чатик загляни, там очень много интересного происходит…

Я кивнул и достал телефон, остальные последовали моему примеру.

В общем чате малого света творилась настоящая вакханалия — похоже, никто уже не сомневался, что написанное в статье является правдой! А Петров на самом деле наследник графов Петровых-Врачинских! В эту «лунку» залетало все: и моя дружба с Шуркой, и соседство земель Петровых и Пожарских, и то, что Шурка Петров совершенно бесстрашно принял вызов Джузеппе Медичи в Кремле, и даже нежная дружба Шурки с принцессой Гримальди! Короче, все параметры для определения породы наличествовали в полном объеме, портрет не только талантливого, но и знатного молодого человека окончательно сложился, и российский высший свет фразами «Я всегда чувствовала, что здесь что-то не так!», «Там предков и без оглашения родословной было видно!» и «Алексей с кем попало дружить не будет!» без всяких ограничений окончательно и бесповоротно принял юношу в свою крайне негостеприимную семью. Причем у российской молодежи хватило ума не упоминать про изложенные в статье факты «надзора» за Петровыми со стороны Романовых и Пожарских, что говорило не только о довольно хорошо развитом инстинкте самосохранения, но и о прекрасно организованной «воспитательной» работе со стороны правящего рода Российской империи.

Начитавшись особенно выдающихся перлов, явно направленных на то, чтобы они были замечены молодыми членами рода Романовых, я не выдержал и настрочил в чатик сообщение на французском следующего содержания: «Прекращаем спекуляции на тему, напрямую касающуюся моего лучшего друга! Кто не уймется — после моего возвращения будет иметь со мной серьезный разговор». Угроза, а это фактически была она, возымела свое действие — «общение» тут же прекратилось, а я был удостоен благодарного взгляда не только со стороны Шурки, но и от Кристины Гримальди.

Все наши друзья с видимым разочарованием оторвались от изучения содержания чата, а Вилли Гогенцоллерн не удержался от комментария:

— Умеешь ты быть убедительным, Алексей.

— Что есть, то есть, — кивнул я. — Отрицать не буду. А сейчас предлагаю пойти в бар и сменить тему наших разговоров.

Следующие полчаса мы добросовестно обсуждали результаты сегодняшней тренировки, и молодые люди попросили меня завтра привлечь господина Белобородова, чтобы тот усложнил задания и проследил за правильностью их выполнения. Пришлось пообещать, что переговорю со своим воспитателем. А дальше меня «выдернул» на очень важный разговор Федя Гогенцоллерн.

— Алексей, — мялся он, — ты же понимаешь, по какому именно поводу я тебя побеспокоил?..

— Понимаю, — кивнул я. — И томить тебя не буду. Дело в том, что отец Елены узнал о твоем подарке, и у него с дочерью произошел серьезный разговор, после которого девушка психанула и направилась в аэропорт, чтобы вернуться на родину.

Я сделал паузу и принялся наблюдать за реакцией немецкого Ромео, которая тут же и последовала:

— Да, — опустил голову Федя, — мне Анна Шереметьева передала содержание записки и все мои подарки, которые я сделал Елене. Но я проверял, — он поднял на меня взгляд, в котором читалась надежда, — Елена не села ни на один рейс, и частные борты для меня тоже проверили. Алексей, Лена где-то в Монако?

Я вздохнул:

— Фриц, я тебе ничего не говорил, а ты ничего не слышал…

— Да-да, Алекс, слово даю! — закивал он.

— Елену нам удалось перехватить у самого аэропорта и вернуть в Монако. Кроме того, мне пришлось договариваться с бабушкой, чтобы та не только успокоила девушку, но и лично позвонила Лениному отцу и отчитала того за уж слишком явные придирки к собственной дочери.

У Феди округлились глаза:

— Государыня лично позвонила господину полковнику? И отчитала его? Алекс, — Гогенцоллерн тяжело вздохнул, — Елена мне такого никогда не простит! И господин полковник не простит! Теперь точно все пропало!

На чем основывал свои выводы Федя, я так и не понял, но решил его обнадежить: