Камень. Книга пятая (СИ)

Глава 4

— Ну что, Борисыч, оклемался? — с улыбкой поинтересовался у друга Прохор.

— Оклемался. — кивнул Пафнутьев.

— Тебе твои девушки уже рассказали, что тебя сегодня вечером должны были казнить? — продолжал улыбаться Прохор.

— Сказали. — опять кивнул Пафнутьев. — А ещё сказали, что Алексей Александрович меня из Бутырки вытащил. — он повернулся ко мне. — Алексей, спасибо!

— Не за что!

— И… не смей такого больше делать. Даже ради Леськи. Ты меня услышал?

— Да.

— Очень на это надеюсь. А то и себя погубишь, и еще кого-нибудь за собой потащишь. Я могу узнать подробности… своего освобождения?

— Конечно, Виталий Борисович. Только сначала я бы хотел узнать, за что вы угодили в Бутырку?

Виталий Борисович переглянулся с кивнувшим Прохором и поморщился:

— Да накосячил я серьезно… Особенно это касается способностей Алексии. Сам понимаешь, скрывать от Рода то, что она является колдуньей, я не имел никакого права. Еще и с тобой связался на этой почве, втянул, так сказать, в преступную деятельность. Да и то, что мы тогда с тобой вдвоем посетили особняк Дашковых, тоже было не очень правильно, и пошло довеском. Вернее, довеском пошло то, что я тогда сразу Александра Николаевича не предупредил о планируемой беседе с Дашковыми. А еще Государь заподозрил меня в том, что я недостаточно прилежно ловил настоящего отца Алексии. Ну, тут уж он на меня точно наговаривает. Короче, набрался целый букет прегрешений, вот у Государя нашего терпение и лопнуло.

— Понял, Виталий Борисович. — кивнул я. — Ну, тогда и я вам расскажу свою историю.

Если в какой другой раз я обязательно спросил бы разрешения Прохора на обсуждение всех этих вещей, как сделал только что Пафнутьев, то сейчас никаких моральных преград я не видел вообще.

— Это, Виталий Борисович, мой царственный дедушка развлекается, учит меня старикан таким вот необычным способом. А дружки ваши, я имею ввиду моего папашку и присутствующего здесь любимого воспитателя, изо всех сил ему помогают. Думаю, с чего все началось, ваши близкие уже с вами поделились, а меня звонок Алексии застал в столовой, которую я, по слухам, чуть не спалил, да ещё и гневом там кучу студентов перепугал…

Изложение дальнейшего внимательно слушал не только Виталий Борисович, но и Прохор — ему я так подробно о своих действиях еще не отчитывался. Когда же речь зашла об Иване-колдуне, Пафнутьева всего перекосило.

— Виталий Борисович, может мне у царственного деда что-нибудь для вас попросить в качестве компенсации? — поинтересовался я у него в конце своего рассказа.

Пафнутьев изменился в лице, замахал руками и вскочил:

— Ты что, ты что, Алексей! Не вздумай вообще в ближайшее время в беседе с Государем упоминать моё имя! От греха! Пусть он немножко остынет и забудет нашу с ним последнюю беседу, иначе он опять меня в Бутырку отправит!

— Не думал я, Виталий Борисович, что вы так деда моего боитесь. — я обозначил улыбку.

— Я, Алексей, не твоего деда боюсь, — он посерьезнел, — а того, что он с моими родственниками может сделать… А то, что он может сделать с ними абсолютно все, ты сегодня и сам убедился.

— Это да. — кивнул я. — Впечатлений полные штаны. Тут мне с вами спорить сложно.

И пообещал себе, что в любом случае попрошу… нет, потребую у царственного деда что-нибудь в виде компенсации морального вреда для всего семейства Пафнутьевых. И ничего дед с ними не сделает. Повернулся к воспитателю:

— Прохор, а ты не в курсе планов Виталия Борисовича на ближайшие дни? Тебя ведь явно дедуля с папашей на этот счет проинструктировали?..

— В курсе. — с невозмутимым видом кивнул он. — Сегодня Виталий Борисович может переночевать здесь, а завтра, прямо с утра, он должен явиться пред светлые очи Императора.

— Понятно. Ладно, отдыхайте, Виталий Борисович, приходите в себя, а я пойду к себе.

— Постой, Лешка. — остановил меня воспитатель. — Ты мне вот что скажи… Твоя обида на Государя понятна, как и на отца, а почему ты на меня не обижаешься, ведь я тоже как бы во всем этом поучаствовал? — он улыбался.

— Ты моя семья, Прохор. Сам подумай, как мне на тебя обижаться?

* * *

После ухода Алексея, Белобородов остался с другом.

— А не перегибает Государь с… воспитанием внука? — бросил в пространство Пафнутьев. — Это мы с тобой в Училище в свои семнадцать лет желторотыми юнцами попали, а ты Алексея чуть ли не с рождения в черном теле держал…

Белобородов нахмурился:

— Будем считать, что я этого не слышал, Борисыч… Главе Рода всяко виднее. Или ты опять в Бутырку захотел?

Пафнутьев же обозначил улыбку:

— Очень тебе хочется ответить расхожей фразой, мол, тюрьма меня не сломает, но не буду. Ты мне лучше другое расскажи, как прошла твоя интимная беседа с Ванюшей? Она ведь состоялась?