— На костях ног — остатки кожаных сапог: многослойные подошвы и фрагменты голенищ с серебряными накладками и бисером. Под спиной и по бокам погребенной несколько десятков серебряных бляшек непонятного назначения в форме сплюснутого и вытянутого ромба с гравировкой и петлями.
— Скорее всего, они были нашиты на плащ или накидку, — подала голос Ольга Львовна.
— Возможно, — кивнул Анатолий. — И самое главное напоследок. Гривна! [16]
Витая, из четырех колец. Нижнее и верхнее кольца орнаментированы чередующимися головами волка и барса, инкрустированы изумрудами и сапфирами. Золото, ковка, литье, гравировка… Диаметр — пятнадцать сантиметров. Концы гривны — загнутые, петлеобразные… Ребята, — Анатолий обвел всех сияющим взглядом, — учтите, до сей поры в нашем регионе изумруды и сапфиры в погребениях не встречались!— Толик, это замечательно, но обрати внимание, — тихо сказала Ольга Львовна. — Серьги… Их нет. По местным поверьям, женские уши не должны быть пустыми. Только вдовам не разрешалось носить серьги. И то не всем.
— Ну да, — присоединилась к ней Людмила. — Нет сережек. — И добавила: — Помнишь, ты говорил на лекциях: «Кыргызы полагали, что в ушах нужно носить золото для работы ума, на шее — серебро — для защиты души, а на руках медь или бронзу — для охраны здоровья».
— Да, — Анатолий прищурился, — весьма странно. Столько украшений, а одно из главных — серьги — отсутствует.
— Ну и что тут странного? — вмешалась Людмила. — Женщина в боевых доспехах, серьги ей только мешали бы.
— А гривна? — усмехнулся Анатолий. — А кольца и браслеты? Они ей точно мешали бы. Кроме того, здесь нет шлема. На покойной была надета шапка с меховой оторочкой. Это скорее не боевое снаряжение, а парадное. Но серьги! Почему ее похоронили без них?
Он потер лоб, глянул исподлобья на коллег.
— Да, много занятного в этом захоронении. Но пока больше вопросов, и почти нет ответов. Вернее, совсем нет ответов ни на одну загадку. Вот одна из них! Кыргызы считали, что серьги должны носить и мужчины, и женщины. Причем мужчины — в левом ухе, а девушки — в правом. Заметьте, по одной серьге. Только женщинам разрешалось носить две серьги. Кстати, древние тюрки мыслили в стиле бинарной оппозиции. Вспоминаем, Сева, что это значит?
Сева красноречиво хмыкнул, но предпочел ответить:
— Согласно бинарной оппозиции душа женщины находится в правой половине тела, а душа мужчины — в левой.
— Правильно, студиозус! — усмехнулся Анатолий. — Именно поэтому мужчина всегда носил слева нож, кольцо, серьгу. У женщин большой любовью пользовались длинные висячие серьги «ызырга», обычно с пятью красными камнями, что соответствовало пяти видам чувств и пяти умам.
— Ты прав, отсутствие украшений в ушах весьма нетипично для кыргызки, — согласилась Ольга Львовна. — С серьгой не расставались ни при каких обстоятельствах. Ведь она считалась оберегом у язычников!
— Гляньте на камни в украшениях. Почти полный набор красных камней. Коралл, рубин, яшма — защита от злых духов и сглаза, — сказал Анатолий. — Кораллы обычно привозили из Средней Азии. Одна большая бусина стоила целого вола или лошади. Да еще бирюза. Почти совсем не пострадала, лишь слегка потускнела.
— Я помню, что изделия с кораллами запрещалось носить ниже пояса. А янтарь — ниже сердца, — вновь влезла в разговор Людмила. — А бирюза — камень любви. Тускнеет при расставании с любимым.
Татьяна уже не прислушивалась к тому, что ответила Ольга Львовна, кажется, похвалила Людмилу. Или пошутила? Это неважно! Совсем другие мысли занимали Татьяну. Мысли, которые еще немного — и взорвали бы мозг. Серьги? Гривна? Она решительно встала. Сердце билось толчками, коленки подгибались, но она преодолела страх и подошла к домовине. Ева покосилась на нее, но молча отодвинулась, уступая место.
Схватившись за столешницу так, что заныли суставы, Татьяна заглянула в домовину. Против ее ожидания, в обморок она не свалилась. Но все будничное, привычное глазу — и подложенный под домовину лоскут полиэтилена, и брошенный на лавке кусок брезента, даже люди, стоявшие по обе стороны стола, — как бы перестало существовать. Противная мелкая дрожь не давала сосредоточиться, глаза застилала мутная пелена, и комок в горле мешал дышать, но все оттого, что она поняла…
«Хозяйка вернется…» — слова тети Аси мгновенно всплыли в памяти.
Вот и вернулась, в этой истлевшей домовине. Нет! Хозяйка приходила чуть раньше. Та странная женщина возле костра, которая звала, манила, заставляла идти… Не зря Таис сказала: «…Хозяйка твоих сережек приходила. Местная она, силу большую имела. Много-много лет прошло, а она этой силы не потеряла. И сюда она тебя привела, знала: здесь свою силу и любовь обретешь. И любовь, и продолжение рода. Я ж говорю, твоя беда — твое испытание…»
Память работала как фотовспышка… Высокая прическа, витая гривна на шее, тонкие браслеты… Вот же они, лежат на столе перед нею… А вишневое платье, нет, не платье, а плащ… И то, что она приняла за отблески пламени, было как раз узором из этих бляшек, смахивающих то ли на листья, то ли на…