Камень-обманка

В полдень добрели до узкого неглубокого ущелья, заросшего стлаником. Никто ничего не сказал, но и без слов было ясно, что надо устраивать привал, отоспаться, подкрепить себя.

Катя пыталась снять со спины понягу, но побледнела, ноги у нее подломились, и Россохатский едва успел подхватить женщину. Он положил Катю в тень под утесом, отвинтил колпачок фляги. Руки у него крупно дрожали, и вода текла мимо плотно сжатого рта Кирилловой.

Андрей стоял над Катей, будто оглушенный ударом, боялся дотронуться до нее, чтобы не ощутить расслабленность остывающего тела.

Но взял себя в руки, стащил с жены кофту, чтоб легче дышалось.

Открыв глаза, Кириллова несколько секунд молчала и через силу улыбнулась.

— Спеши в Монды… Придешь с людьми… Не бойсь, отлежусь…

— Не болтай глупости, прошу тебя.

— Уходи, — настаивала она. — Не то оба помрем. И чутышка наш не родится.

Россохатский расстроенно махнул рукой.

В расщелинах скал кое-где сохранился снежник. Андрей торопливо набил фляжку мокрым, посеревшим снегом и положил ее на лоб больной женщины.

Она долго не могла заснуть, что-то частила в бреду, потом стала невнятно и глухо петь.

Россохатский прислушался, и у него закололо в груди.

Катя пела:

Баюшки-баю,
Живеть мужик на краю.
Он не беден, не богат
Полна горница ребят.
Все по лавочкам сидять,
Кашу с масличком едять,
На окошечке студять…
Бай-бай,
Поди, бука, под сарай,
Ребятишков не пугай!..

Вдруг она засмеялась, и Андрею стало так страшно от этого больного и бессмысленного смеха, что он вскочил, как мог быстро, и, помогая себе карабином, точно палкой, заковылял в сторону. Он даже не сообразил, что ружье заряжено и может выстрелить.

Еще не совсем стемнело, когда в небе появилась круглая луна, и всё вокруг окрасилось в уныло-блёклые тона. Россохатский сел на камень и замер.

Минул час или два. Над головой и плоской скалой висело черное, изъязвленное звездами небо. Луна заливала утес, возле которого беспокойно спала Катя, призрачными лучами, и он, отражая поток, мерцал острыми холодными искрами.

Иногда женщина выкрикивала рваные слова, и Андрею казалось: просит есть.

Было уже близко к заре, когда Андрей, взглянув на скалу, темнеющую рядом, увидел черную фигуру животного с короткими толстыми рогами. Бык стоял в лунном свете не шевелясь, и Андрею мерещилось, что слышит дыхание животного, спокойное и размеренное, как плеск равнинной реки.

Чувствуя во всем теле страшную усталость, не испытывая почему-то ни волнения, ни тревоги, Россохатский поднял карабин, навел ствол на грудь оленя — и спустил курок.

Медленно, почти равнодушно приблизился к упавшему со скалы изюбрю, погладил его по теплой шее и направился к Кате.

Она по-прежнему что-то бормотала во сне, всхлипывала и вздыхала.

Ему жалко было будить женщину, и Андрей вернулся к убитому быку. Подтащил тушу к лежанке, лег рядом, обнял одной рукой жену, другой оленя — и точно провалился в яму без дна.

В полдень, еще не проснувшись как следует, ощутил, что весь переполнен огромной радостью и, недоумевая, с чего бы это, открыл глаза.

Увидев изюбря, мгновенно вскочил на ноги.

С трудом разбудив Катю, кивнул на оленя, попытался втолковать:

— Теперь не умрешь… Видишь — мясо…

Кириллова пошевелила губами.

— Закопти быка… Спеши в Монды… Иди…

Кое-как убедив себя, что Катя права, Андрей занялся разделкой туши. Теперь он с удивлением думал о ночном выстреле, об этой сказочной удаче, которая случается только в снах… нет, даже в снах этого не бывает.

Он срубил и острогал вешала и принялся нарезать мясо, стараясь не глядеть на него пристально, чтоб тотчас не вонзить зубы.

Уже запалив коптильню, сообразил, что оленина сготовится нескоро. Ругая себя за оплошку, спустил в котелок часть грудинки и поставил суп на огонь.

Взглянув мимолетно на Катю, Андрей вздрогнул: она сверлила голодными прищуренными глазами куски мяса, сочившиеся в дыму, и судорожно глотала слюну.

Россохатский, стоявший перед котелком на коленях, вскбчил, вытащил из сумы топор и стал обухом разбивать оленью кость. Когда показался мозг, сотник осторожно вытряхнул его в кружку и снова полез в поняжку. Он долго и осторожно раскрывал жестяную баночку с солью.

Приподняв голову женщины, стал, точно ребенка, кормить ее с ложечки.

Кириллова ела, будто бредила.

— Ах, вкусно! — повторяла она, закрывая глаза и улыбаясь смущенной улыбкой больного и вынужденного пользоваться чужими услугами человека.

Поев, мгновенно заснула и опять пела какие-то песенки во сне. Слова были бесформенные, точно Катя внезапно лишилась зубов, и все фразы получались расплывчатые, как бормотание дождя.

Очнувшись, попросила есть, и Андрей покормил ее бульоном из котелка.

Вскоре убедился, что женщина спит, поел сам и стал собирать новое топливо для коптильни.

Он поддерживал огонь под вешалами трое суток. Надо было сильно продымить мясо, чтобы июльское тепло не погубило его.