Камень-обманка

У стола, на котором аккуратно лежали карты и цветные карандаши, стоял молодой человек, почти юноша, с орденом Красного Знамени на левом кармане френча. Он негромко беседовал со штабистами, иногда отдавал распоряжения или спрашивал совет. Ни в одежде Неймана, ни в его позе, ни в том, как говорил, не было и тени того высокого положения, которое занимал комкор.

Степану показалось, что он когда-то встречал этого человека.

— Садись, — сказал Нейман, кивая на вытертый до блеска стул. — Расскажи о себе. Немного.

— Не пойду я на делопроизводство, — не отвечая на вопрос, проворчал Вараксин. — Это насмешка, товарищ.

— Отчего же? — улыбнулся Нейман. — На войне и не такое бывает. Поверь, на новой должности конь и оружие понадобятся тебе не реже, чем в эскадроне.

— Не пойду! — нахмурился казак. — Тут и без меня писарей хватает.

Комкор вдруг рассмеялся.

— Это хорошо, что не рвешься в тыл. Но посуди сам — война на исходе, люди по бумажкам будут учить нашу историю. Должны мы им помочь или как?

И заключил, бросив взгляд на часы:

— Садись… садись… И рассказывай о себе.

Степан прилепился к краю стула и автоматически достал из галифе кисет. Комэск чувствовал неудобство от того, что приходится говорить с начальством сидя и тоскливо поглядел на штабных.

— Кури, — кивнул Нейман. — Рассказывай. И, не обижайся, — коротко. Дел тьма… — и потер высокий крутой лоб, из-под которого на Степана смотрели большие, броской красоты глаза.

Тон был совершенно дружеский, доводы верные, и Вараксин, вздохнув, решил: придется немного сообщить о себе.

— Можно и коротко, — отозвался он, затягиваясь цигаркой. — Казак. Рожден в станице Кичигинской Троицкого уезда. На Урале. В партию записался на заводе «Столль и компания», в Челябе. Слесарил. Про есаула Титова слыхал?

Этот неожиданный вопрос не вызвал никакого удивления у Неймана. И то, что этот чубатый казак обращается к нему на «ты» — тоже не смущало комкора. «Ты» и должно было вызвать «ты» у людей одного дела и возраста.

— Слыхал.

— С тем Титовым я у Шершней дрался, в шести верстах от Челябы. Еще монархиста Рогожина ловил — был такой. В кавполку и в 109-м пехотном партийную агитацию вел, среди солдат-мусульман — тоже. Партия велела, я — делал.

Он усмехнулся.

— Ты что? — поинтересовался Нейман.

— О Кудашевой знаешь? Княгиня. Крайне коварная бабенка была. В штанах щеголяла. Кинжал, револьвер, шашка. Только что «Льюиса» не имела…

— Ну и что?

— За царя агитировала… За дамочкой этой я тоже гонялся.

Степан помолчал.

— Мало?

— Мало. Давай еще. По порядку.

Вараксин внезапно спросил:

— Златоуст твоя бригада брала?

— Верно, — подтвердил Нейман. — После Уфы.

— Я тебя знаю, — похвалился казак. — Сильно Колчаку влепил. И в Златоусте, и в Челябе.

— Опять верно, — сказал молодой человек. — Хорошо знаешь… Только не я влепил — бригада. А зачем говоришь о том?

— В Челябинске, может, помнишь — рабочие в тыл Колчаку ударили. Четыре сотни. Шахтеры, железнодорожники, и со «Столля» немало. Я привел.

Вараксин глотнул дыма, поскреб щеку ногтями, потянулся к затылку.

— Так в армии и остался. После Челябы пешей разведкой командовал — в 27-й дивизии. Потом — эскадроном, в 26-й. Кое-какие записочки о боях вел, бумажками из белых штабов не гнушался. Попадались — на память брал.

— Вот видишь! — снова засмеялся Нейман. — Не зря мы тебя на историю кидаем. Мне Гайлит говорил…

— Проболтался я, — сокрушенно сказал Степан, поднимаясь со стула, — вывернул ты меня наизнанку, Нейман… Все, значит? Могу идти?

— Пойдешь. Теперь вовсе понятно, кто такой.

Штабисты вежливо улыбались. Этот казак с русой гривой, в гимнастерке, на которой резко выделялся алый бант с орденом Красного Знамени, повидал, небось, немало и все-таки был по-детски непосредственен и даже наивен. Широкая грудь, распиравшая гимнастерку, крепкие руки, туго спеленутые рукавами и, улыбка, то и дело разжимавшая ему губы, — свидетельствовали о его физическом и душевном здоровье.

Нейман побарабанил пальцами по столу, кивнул Степану.

— Отдохни ночь — и скачи к начдиву Яну Гайлиту, проверь, где 227-й полк. Был приказ командарма — выдвинуть его в долину Эгин-Гола. Уточни.

— Я же — делопроизводитель… — усмехнулся Вараксин. Его коробило это слово.

— Ну, будет тебе, не спорь…

И утром Степан во всю мочь понесся в свою дивизию, удивляясь перемене своей жизни и тому, как он легко уступил комкору.

«Где я его видел? — думал Вараксин. — Видел же где-то… Где?».

И вдруг вспомнил лето девятнадцатого года, рев раскаленных пушек, дым и огонь над деревянными окраинами Челябы. 5-я армия красных вышла тогда на ближние подступы к городу и двадцать четвертого июля атаковала оборону Колчака.

243-й Петроградский полк прорывался в Челябинск с запада, от Шершней. Батальоны перебрались через Миасс на чем бог послал и кинулись в штыки. Но белым удалось прижать их пулеметным огнем к земле и убить многих бойцов.

Тогда Александр Васильевич Павлов, начдив-27, бросил в бой Брянский эскадрон Лагина.

Счастье, казалось, совсем перешло на сторону красных. Но с Уфимского тракта, наперерез брянцам, вылетели, мельтеша клинками, белоказаки.