И тогда в наших голых, обобранных войной жилищах осталось то, что по тогдашним меркам не имело никакой цены: каменные шкатулки, вазочки, подсвечники, Опечатки, пресс-папье, лоточки, олешки, собачки, горки, ножи для разрезания бумаги, панно, картинки и просто камни, друзы хрусталя, малахитовые плашки… За них не давали ничего.
Весь этот бесценный камень стал выбывать из жизни где-то в ранних 60-х, когда понемногу начали сносить страшные военные бараки и выносить старые вещи… Иной раз вместе с каменной мелочью. Вот тогда и кончились знаменитые уральские горки, собранные из разных камней, с непременной пещеркой внутри. А до того стояли чуть ли не в каждом доме, как знак принадлежности человека этой земле.
На Урале отношения с камнем были сдвинуты в сторону нравственную, философскую и, в сущности, являлись тестом на человеческое достоинство. Это в полной мере распространялось и на искусственные (плавленные, выращенные и т. д.) камни: фальшивые камни — фальшивые люди. Знаменитый хит — незаконную добычу изумрудов — здесь воровством никогда не считали. То было мировоззрение, образ жизни, признание своего родства с землей и естественного права пользоваться ее дарами. Мало кто из хитников разбогател по-настоящему: не о том заботились. Писатели Д. Н. Мамин-Сибиряк и А. Шубин, много писавшие о добытчиках и обработчиках камня, подтверждают, что людей, сделавших большие деньги на камне, здесь не любили и не уважали. Бодрые «кожаны», совершено лишенные доблестей старых горщиков и торгующие камушками и на месте, и с вывозом от Екатеринбурга до Парижа, по мере обогащения как бы утрачивали свою уральскую сущность. Но именно на ней настаивал Д. Зверев, когда, продав в городе камни, возвращался в родные Колташи с подводами пряников: «Пусть у всех радость будет»; земля общая — и праздник должен быть общим.
В какой-то мере это живо и сегодня, и до сих пор здесь с гордостью говорят о тем, что на уральских изумрудах никому нажиться не удалось. Однажды, случайно услышав разговор двух деловых людей, в ходе которого настойчиво повторялось: «Кто же такие деньги в изумруды вкладывает — пропадет же все», я не утерпела и спросила, почему пропадет, и получила ответ, совершенно меня удовлетворивший: «А потому».
Если говорить об отношении к камню и каменным кладам, то «Малахитовая шкатулка» и впрямь энциклопедия уральской жизни, ибо объясняет все: где искать, что, как читать тайные знаки, чего опасаться, на что надеяться, сколько брать и — главное — брать ли… Встреча с кладом — дело одинокое, тайное, клад оставляет человека один на один с землей, и не всякий это вынесет. У Бажова клад — механизм отбора: клад достается человеку не просто хорошему, но способному выполнить все загодя оговоренные — условия, вплоть до последнего: брать только то, что подают прямо в руки. Клад — проявление тайной силы, порой откровенная демонстрация невероятных чудес и превращений: лесные ягоды оборачиваются самоцветами, самоцветы — смрадным прахом, сияющие камушки летят из-под козлиного копыта и уходят под снег; что же касается тайных знаков, филинов, змей, лисиц, болотных старух и черных кошек с зелеными глазами, то они естественно подвержены метаморфозам, поскольку изначально хозяева и слуги, стражники и поводыри.
Бывальщины про клады до сих пор живы, и количество их пополняется.
Этот рассказ записан в деревне Северной Верхне-Салдинского района в 1880 г. «Жило у нас два соседа. Один-от вот и был работный да удалой, а другой — скупой да ленивый. Надумали они клад вместе искать. День искали — не нашли, второй искали — не нашли, на третий-то приходит скупущий к соседу и зовет его клад искать, а тот говорит: „А не пойду. Бог захочет дать, дак домой принесет“. И не пошел. А скупущий-то побежал клад искать: жадность в ем заговорила. Да зря только и проваландался. А когда ворочался домой мимо соседского-то дома, и вспомнил слова, что бог-от сам клад принесет: нашел дохлую кошку на дороге да и кинул ему в окно, посмеялся еще: „На, дескать, клад!“ А кошка возьми да и рассыпься золотом. Вот как бывает».